Небо цвета стали

– Они получат свои фургоны, – кивнул боутану. – Что-то еще, лейтенант?

– Орлиная Грань. – Кеннет перешел к самому важному из дел. – Я ее уже осмотрел. Она не только узкая, но и неудобная, эдакое седло, – он показал ладонью выгиб, – с неудобным подъездом в середине. Сильно груженный фургон не проедет там даже в четверной упряжке. Слишком под углом. Бо́льшую часть из них придется разгружать, иначе те, что везут балки или припасы, застрянут.

– С каких это пор Горная Стража разбирается в фургонах?

– С тех пор, с каких некоторым нашим солдатам пришлось послужить в охране купеческих караванов. А если этой гранью не проедет ни один груженый фургон наших купцов, то и вам не удастся. Фургоны следует облегчить, часть вещей перенести вручную и загрузить лишь по другую сторону. Иначе вы потеряете здесь боги ведают сколько повозок и времени. Конечно, если погода удержится, – добавил он. – Пока это – легкий дождик, а если начнется всерьез или случится снег и настоящий ветер… придется ждать.

Они молчали, глядя на него гневно, и Кеннет внезапно понял, что им, сыновьям Степей, не слишком-то понятно, как особенности местности и погода могут кого-либо задержать. Воспитали их бескрайние равнины, на которых, конечно, бывало тяжело, зимой – снега, а весной и осенью – дожди, способные затруднить движение, но всегда хороший конь и легкая колесница или сани могут перевезти человека с места на место. Даже в самые морозные месяцы, когда слюна замерзает на лету, можно путешествовать.

Лейтенант тяжело вздохнул:

– Вы не отдаете себе отчета, где находитесь, верно? Должно быть, поэтому горы к вам благосклонны. Потому что здесь любят отвагу и удаль, нет, не перебивай. – Аве’аверох Мантор закрыл рот. – Это Олекады. Я – не отсюда, и я, и мои люди, но мы знаем, что если речь идет о суровости, то лишь Большой хребет в силах конкурировать с этими горами. И даже он проиграет здешним ветрам. Как думаете, отчего Храм Дресс именно тут устроил себе главное подворье? Отчего Госпожа Ветров полюбила эти горы?

Кеннет забарабанил пальцами по столу, кивнул.

– Олекады – самое ветреное место в мире. Бо́льшая часть здешних долин длинные, узкие, лежащие с севера на юг. Мы прошли несколько таких. Ветра из южных Степей врываются в эти долины и разгоняются здесь: бывает и так, что несколько долин, лежащих одна за другой, направляют их в одно место, где они собираются в мощное дуновение, известное как Дыхание Богини. Я слыхал о целых стадах скота, сдутых таких порывом в пропасть. Та грань, о которой я говорю, – это именно такая труба, и если задует, то ни один фургон не устоит на колесах. А если начнет и вправду падать дождь или снег, возницы не увидят даже задниц собственных лошадей. Это не Степи, где можно проехать хоть бы и несколько миль вслепую. В горах один неверный шаг – и ты летишь вниз.

Он замолчал, прошелся взглядом по темным лицам. Ничего. С тем же успехом он мог обращаться к резным деревянным маскам.

– Оттого я повторю то, что сказал Человек Земли. Горы к вам благосклонны. Им нравится отчаянность, с какой вы идете вперед. Никто никогда не пытался такое сделать, а потому они исключительно милосердны к вашей отваге. Но не выказывайте пренебрежения.

Анд’эверс поднялся, вынул из шкафчика на борту графинчик и несколько стаканчиков, налил, расставил по столу:

– Что-то вы разговорились, лейтенант. За последние минуты сказали вы побольше, чем за весь прошлый путь. – Верданно поднял стаканчик. – Выпьем за это.

Кеннет глотнул, поднял брови. Водка, крепкая, с привкусом полыни и дыма.

– Хороша! Ваша?

– Да. Наша. Что ты на самом деле хочешь нам сказать?

Лейтенант поднял стаканчик ко рту и некоторое время наслаждался ароматом напитка. Раздумывал. Верданно не подгоняли его, смотрели: боутану с чем-то вроде доброжелательного интереса, Аве’аверох с явным нетерпением, Анд’эверс спокойно, словно уже зная ответ.

– Все идет слишком гладко. – Кеннет наконец облек свое беспокойство в слова. – Слишком быстро и ровно. До вашего появления горы кипели, гибли люди, стражники, селяне, купцы – и все кивали на вас, на ваше прибытие. Каждый в Кехлорене полагал, что эти убийства и сплетни должны подбить местных против вас, чтобы в Олекадах вспыхнул бунт. Я полагал, что во время пути нам придется пробиваться через банды разозленных селян или что те таинственные убийцы ударят по вам, чтобы и кровь Фургонщиков пролилась на камни. А здесь ничего – даже горы, кажется, нам помогают, никаких бурь, селей, лавин, а любое препятствие вы преодолеваете с ходу. Слишком хорошо идет… И я из-за этого переживаю.

– Любишь, когда кто-нибудь ломает себе кости?

– Когда идет сто тысяч человек, то кто-то да должен. Особенно в горах. Именно потому я и советую прислушаться к моим словам. Разгрузите фургоны, сохраняйте осторожность. Притормозите. Два-три дня опоздания – это лучше, чем утрата сотен фургонов и людей.

Они смотрели на него молча и бесстрастно. Похоже, он произнес слова, которые они не желали услышать. Опоздание.

Наконец Анд’эверс кашлянул, снова наполнил кубки.