Небоскреб

— Не особо, — поспешил я её успокоить. — Надо с работы уволиться, с квартирой разобраться, опять же, собрать вещи кое-какие…

— Авдей тебе быстро всё устроит, — беззаботно отмахнулась Наташка. — Он, хоть и козёл, но такие вещи умеет.

— Значит, нам с тобой и волноваться не стоит, — столь же беззаботно ответил я. — Соскучиться особо не успеешь.

— Ну знаешь, — Наташка покачала головушкой, — ждала, понимаешь, всю жизнь своего принца, дождалась, а он сразу по делам уматывает…

— Да ладно тебе, Наташ, какой из меня, нафиг, принц?! — попробовал я спустить её с небес на землю.

— Принц и есть, — хихикнула Наташка. — И королём тут у нас будешь ещё! Мне прадедушка говорил!

Хм, вот как… Мне Хельмут Францевич тоже кое-что говорил, но не совсем то же самое. Впрочем, время со всем этим разобраться у меня ещё будет. Да и вообще… Даже просто возглавить наведение контактов с телеглавцами — это уже не в рекламном агентстве вкалывать, пусть и с перспективой подняться аж до замдиректора. А если мне удастся убедить пришельцев открыть заводик в Зухове… Но тут уже Наташка приземлила такого размечтавшегося меня.

— Ладно, Паша, найду я, чем без тебя заняться, чтобы не скучать, — деловито выдала она. — Кровать у себя новую поставлю, а то сам помнишь, как моя тогда под нами чуть не сломалась.

Да, было дело. Мало того, что спать на такой кровати вдвоём могут только шибко сильно влюблённые, потому что надо очень крепко обняться, чтобы на ней уместиться, так ещё и тем самым влюблённым там лучше и правда спать, а не чем-то другим заниматься — уж больно кроватка хлипкая и непрочная. Не сломали мы её тогда только чудом. Так что с заменой этого предмета мебели Наташка хорошо придумала, умничка.

Мы ещё успели поговорить о некоторых других вопросиках нашей будущей совместной жизни, требующих решения уже сейчас, как вернулась Маринка.

— А чего это вы даже не раздевались? — удивилась она. — У нас меньше полутора суток, а нам ещё попрощаться надо!

Прощались мы полночи. Хорошо так прощались, активно и напористо, вкладывая все силы, телесные и душевные. В итоге проснуться изволили поздно, пока привели себя в порядок и выползли на завтрак, было уже ближе к двенадцати дня. Завтракали мы втроём, остальные наши, надо полагать, с этим уже отстрелялись. Погодка радовала солнышком и отсутствием дождя, в Зухов, похоже, пришло бабье лето, так что мы немного погуляли по городу, а когда вернулись с прогулки, посвежевшие и отдохнувшие, приступили к продолжению прощальных церемоний, и вскоре я имел полное право при описании своего состояния ограничиться цитатой из Лаэртского[10]: «Я упыханный валяюсь». Девчонки, впрочем, пребывали примерно в том же состоянии. Оно и понятно, чудили мы так, что валяясь после всего этого, я даже не понимал, как до некоторых наших забав вообще можно было додуматься. Отличились в изобретении новых и новых затей все — и я, и Маринка, и Наташка, даже не возьмусь сказать, чья именно фантазия оказалась наиболее буйной. Ночь после всех этих сладких безумств мы провели предельно тихо и мирно — дрыхли, как говорится, без задних ног. Проснулись рано, как раз хватило времени чуть-чуть пошевелиться ещё перед началом сборов. Финал всех наших прощаний получился трогательным и милым — Маринка предложила Наташке поменяться на память стрингами, что девчонки с довольным хихиканьем и сделали, при полном моём одобрении.

По привычке, приобретённой за время проживания в небоскрёбе, за завтраком собрались всей командой, пусть и не сразу. Тут нас и нашла директорская секретарша, вместе с пожеланием приятного аппетита передавшая нам приглашение своего шефа. Ну да, отпустить нас, не попрощавшись, Хельмут Францевич не пожелал.

Для начала мы всей командой с директором вместе снялись на фоне шедевра Малюева, затем Наташкин прадедушка толкнул речь, в общем и целом повторявшую то, что он говорил на последнем до того общем собрании — добрые слова в адрес всех и каждого, пожелания всяческих благ в жизни и успешной работы в будущем НПО «Поиск», и прочие любезности, сказанные, однако, с изрядной теплотой и душевностью. Всё-таки возраст никуда не денешь, и именно на количество прожитых лет стоило, на мой взгляд, списать прорезавшуюся у Кощея сентиментальность. Но всё равно, слушать добрые слова о себе было приятно, и, насколько я мог заметить, не мне одному. Закончили торжественную часть употреблением пива и вина, так, по чуть-чуть, чисто символически, и Хельмут Францевич изволил лично проводить нас до поданного микроавтобуса. Час с небольшим дороги до аэропорта «Большое Савино», и вскоре мы уже поднимались в небо.

Сидя в кресле любуясь то облаками в иллюминаторе с одной стороны, то дремлющей Маринкой с другой, я думал о том, к чему привела меня череда событий, начавшаяся телефонным звонком, оторвавшим меня от завтрака.