Нечаев: Созидатель разрушения

Нечаев придумал замечательную систему вербовки, действовавшую на неокрепшие молодые души почти без единой осечки: «Дело, к коему мы намерены вас привлечь, предпринято исключительно на пользу народа. Неужели вы откажетесь помочь нашему несчастному крестьянству только потому, что не желаете подвергнуть себя ничтожному риску? Как мы будем действовать, какова численность наших рядов, каждому объяснять нельзя — это опасно. Не всем быть генералами, не все должны знать подробности. Разве у вас есть повод сомневаться в намерениях Герцена, Бакунина, Огарева, наших руководителей? Вождям надобно доверять. Вся Россия в наших руках. Когда час пробьет, только члены сообщества избегнут наказания. Кто с нами, тот навечно будет запечатлен в памяти благодарных потомков». Подобные демагогические монологи действовали на агитируемых неотразимо, обман и доверчивость сделали свое дело. Молодые люди не сомневались, что вливаются в могучую организацию, руководимую выдающимися личностями. И если их зовут, то следует не раздумывая бежать на этот зов.

Задачу вербовки в революционеры облегчало то обстоятельство, что велась она в среде разночинцев, людей, живших скудно, знавших тяжелый труд и нужду. Во второй половине XIX века разночинцы в России составляли своеобразный тип диссидента. Первые знакомые Нечаева из слушателей академии, кроме Лунина (он вскоре перевелся в Петербург и там организовал кружок, который некоторое время тяготел к «Народной расправе»), дали согласие на вступление в образуемую Нечаевым революционную организацию. Он сообщил им, что в России и за границей студенты давно объединились в несколько тайных противоправительственных сообществ, поддерживающих между собой постоянную связь через Комитет, пересказал содержание «Катехизиса», несколько смягчив некоторые его положения, дал читать привезенные из Швейцарии прокламации, выделяя при этом «Постановку революционного вопроса». Он рассказал Кузнецову, Долгову. Рипману и Иванову о существовании Комитета, состав которого никому не известен. Революция вот-вот грянет, надобно спешить, иначе можно остаться в стороне, ни при чем, отыщутся другие…

После знакомства с основными документами первый кружок начал работать. Главная его деятельность состояла в вербовке из слушателей академии новых людей для кружков второй степени. А. К. Кузнецов составил кружок из И. Ф. Климина, братьев В. В. и И. В. Рязанцевых, Г. Я. Гавришева и младшего брата Кузнецова — Семена. И. И. Иванов завербовал Э. В. Лау, В. К. Ланге, П. А. Енкуватова, В. К. Попова и А. А. Костырина. В кружок Н. С. Долгова вошли П. И. Коробьин, Н. И. Аврамов и жившая в слободе рядом с академией Е. И. Беляева. Слушатели Земледельческой академии, завербованные Нечаевым, желали участвовать в скромном труде близ народа, вместе с народом, во имя народа. Основатель «Народной расправы» постарался убедить их в неосуществимости этих идиллических мечтаний. Заманчивость предложений Нечаева заключалась в том, что не требовалось долго и нудно просвещать народ, дожидаясь, когда он созреет, мгновение — революция, и все становится на свои места, торжество справедливости, «излечение всех народных бедствий», быстро и понятно. Хотя на самом деле ничего не понятно, но зато созвучно с молодым темпераментом. Сергей Геннадиевич Нечаев не был ни социалистом, ни марксистом, ни фурьеристом, он перемолол в себе многие учения, известные ему поверхностно и понаслышке, в нем нет эпигонства и эклектизма, он превратил себя в нечто самобытное и цельное. Вождь «Народной расправы» сделался семенем, зародышем, черенком гигантского дерева, дававшего ядовитые плоды, отравившие окружающих противоестественной моралью. А взрасти оно могло лишь на почве абсолютизма, противоестественно запрещавшего многое, без чего не могло нормально развиваться российское общество, где карающая система невыносимо тягостно обрушивалась на любую самую безобидную критику режима или его представителя, где многим молодым людям не без основания казалось, что ни их настоящее, ни будущее не сулят им ничего хорошего.

После образования кружков второй степени первый кружок назвали Центральным. В Центральном кружке составлялись списки слушателей академии с характеристиками каждого попавшего в них предполагаемого кандидата («молчаливый, братство, народные свойства, корысть, лень»[336]), на заседаниях кружков второй степени переписывались составленные Нечаевым прокламации и через книжный магазин Черкесова рассылались в разные города империи. Разумеется, вскоре деятельность Успенского и его помощников была обнаружена полицией, но никого трогать не стали — оставили дозревать…