Недобрый ветер

— Когда слушаешь музыку, забываешь об очередях за хлебом. — Она кивнула мне. — Замечательно, Джош. Очень живо и непосредственно, и Хови тебя прекрасно дополняет. Вы будете иметь большой успех.

Мы не чувствовали под собой ног от радости и стали было благодарить ее за то, что она позволяет нам репетировать, но мисс Краун указала нам на дверь:

— Отправляйтесь домой. Вам пора делать уроки, и мне еще целый час трястись на трамвае. Поторапливайтесь, джентльмены!

Мы знали, что мисс Краун нас любит. Послушать бы еще, она нас хвалит! Ни Хови, ни меня совсем не тянуло домой, однако делать нечего — пришлось уйти, хотя чертовски не хотелось.

На улице мы расстались, уговорившись встретиться вечером на обычном месте у аптеки на углу, если удастся улизнуть из дому. Все зависит, конечно, от отца: будет не в духе никуда не отпустит, но Хови ничего не надо объяснять — он знал, как обстоит дело.

— Приведи с собой Джоя, — сказал он. — Я раздобыл для него головоломку.

Я пожал плечами:

— Он у нас рано ложится.

Не очень-то приятно, когда младший брат ходит за тобой как тень, но Хови опекал Джоя — своих братьев у него не было.

Джой, понятно, был любимчиком в семье, родители дрожали над ним. С годами он окреп, но все же оставался довольно хрупким, особенно по нынешним «тощим временам». Он был смазливый мальчишка с будто нарисованным ротиком и большими серыми глазами под золотистой челкой. Я невольно любовался Джоем, хотя ревность еще жила во мне. С появлением Джоя на свет начался разлад между отцом и мной. Мне следовало поумнеть, но годы шли, а чувства по-прежнему были сильнее рассудка. Нельзя сказать, что я совсем не любил брата, но любил я его не слишком сильно.

А Джой во мне души не чаял. Я принимал это как должное, как еду, как родительский кров, как поддержку мамы. Джой считал меня совершенством: самым сильным, самым ловким, самым умным. Он старался во всем мне подражать, не обижался на мою грубость, позволял командовать и помыкать собой, Может, Джой думал, что старшим братьям так и полагается. Порой, когда я видёл в его глазах выражение беззаветной преданности, мне даже делалось стыдно.

Я наткнулся на него в проулке за нашим домом. В темноте я не разобрал, чем он занят, пока не подошел вплотную. Среди грязи и мусора Джой сидел на корточках над худющей бездомной кошкой, жадно лакавшей из ржавой жестянки. Одной рукой он гладил ее, а в другой держал пятицентовую бутылку молока.

— Она помирала от голода, — промямлил он, чувствуя за собой вину. Джой знал, что молока в доме не хватало. — У нее котята, ей надо их кормить. Ты не злишься?

— Где ты взял деньги? — сурово спросил я.

— Китти дала. Вчера она шла пешком от станции надземки, чтобы сэкономить на трамвае, а пятицентовик отдала мне вместо подарка на день рождения. Честно, Джош, я купил молоко на свои кровные. Кошка так мяукала…

— Китти тоже хороша! — огрызнулся я. — Осталась без работы и швыряет деньги на ветер. А ты, Джой, лучше бы отдал их маме. Отец тебя по головке не погладит, если узнает, что ты купил молоко паршивой кошке.

Джой явно струхнул. Хоть он и любимчик, но и ему в тот год влетало.

— Неужели ты меня выдашь, Джош?

Я покачал головой:

— В доме и так полно неприятностей. Смотри, чтоб больше этого не было! Ни-ко-гда!

Моя суровость в данном случае была оправданна, и все-таки мне стало не по себе. «Чтобы больше этого не было»! Значит, Джой не должен подкармливать голодных животных. Все его преступление в том, что у него доброе сердце.

Когда-то и я жалел бездомных собак и кошек. Просто удивительно, как меняется человек от бедности и голода.

— Ну ладно, Джой, пойдем в дом. — Голос мой заметно смягчился. — Я никому не скажу.

Дома царило уныние. Мама выкладывала варенье картофелины из кастрюли на блюдо. Стаканы с молоком на столе ждали Китти, Джоя и меня. На отцовском месте дымилась чашка с кофе, а на мамином не было ничего. У стула, на котором сидела Китти, стоял отец, мрачный, как туча. Китти плакала.

— Я старалась, — всхлипывала она, — старалась изо всех сил. Ничего так в жизни не желала, как получить это место. Ноги от волнения подкашивались, и вдруг все позабыла, руки так дрожали, что не могла печатать. Поверь, отец, я старалась…

— Видно, недостаточно старалась, моя милая! Не забывай, во что влетело нам твое обучение в школе и потом на курсах секретарш. Завтра снова отправишься на Кольцо и без работы домой не…

Он запнулся и тяжело опустился в кресло. Китти глотала слезы, все это было ужасно.

Никогда отец так не обращался с Китти. Она была дочерью его первой жены, Элжбеты, умершей еще в Польше при родах Китти. Мама часто мне рассказывала, какой запуганной и робкой была Китти, когда по просьбе отца ее привезли в Америку. Отец и мама не пожалели сил, окружили девочку сочувствием, приободрили ее.