Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

– Ну, комиссар, пошли расстреливаться. Подъем всем! А ну, живо!

Стоят Янош и Вожак раздетые, как и все остальные арестованные, возле высокой каменной стены под нацеленными дулами винтовок комендантского взвода, а поодаль, у противоположной стены, собрались все гости графа Матиаса.

Смеются гости, а среди гостей веночка мадам Рекамье с каменным, холодным лицом, намазанным румянами, чтобы не была видна смертельная бледность ее.

– Я честно прожил жизнь! – кричал Янош. – Скажи это товарищам!

Он только мгновение на жену взглянул, а она закачалась, ее под руки поддерживают и говорят:

– Сейчас, сейчас, милочка, сейчас… Они очень интересно умирают, мне так нравится наблюдать агонию…

– Да здравствует большевизм! Да здравствует Ленин! Да здравствует Советская Венгрия!

Граф Матиас спросил Ивана:

– Хотите идти домой? Вот пистолет, пристрелите их! А?

И вытаскивает пистолет из кобуры и поигрывает им, внимательно разглядывая лицо Ивана.

И тут нечто непонятное случилось: Вожак рысью прыгнул на генерала Ферже, который не спеша прогуливался вдоль строя арестованных, выхватил у него пистолет, руку завернул за спину. Иван в тот же момент подобное сотворил с графом Матиасом.

– Не двигаться, – крикнул Вожак солдатам и обернулся к Ивану – К самолету! Спину мою прикрой!

И, поставив посредине Яноша, прикрываясь от возможных выстрелов генералом и графом, они начали отступать к самолету, стоявшему на лужайке.

Иван прыгнул в кабину, Янош и Вожак залезли во вторую, все еще прикрываясь генералом и Матиасом, и Вожак приказал:

– Залейте бензин, тогда мы отпустим генерала!

И солдаты притащили бочку и заправили самолет, и все это время была гулкая напряженная тишина, а как только Иван запустил мотор, Вожак из пистолетика француза угрохал и Матиаса тоже, и самолет взмыл в небо.

А холодно им, раздетым, в небе. Посинели все, а Янош особенно.

Сели в горах, в развалинах старинного замка, – обогреться…

Спрятались от ветра за крепостной стеной, что шла по-над пропастью.

– Иди за теплым бельем для товарища, – сказал Вожак, – а то мы его никуда не довезем.

– Не надо, – хрипит Янош, – оставьте меня здесь. Самолет очень нужен в Будапеште. Товарищи ждут самолет. Надо перевозить архивы, раненых, надо помогать борьбе…

– Выполняйте приказ, – сказал Вожак Ивану, – по-моему, я сказал вам достаточно ясно, что надо сделать для спасения жизни нашего Яноша.

И пошел Иван по дорожке вниз, под кручу, в деревеньку, что разбросалась по берегу Дуная, напротив Вышеграда.

А Янош остался вдвоем с умным и дальновидным провокатором.

– Значит, так, – хрипит Янош, – я передам вам все явки. Теперь о паролях. Второй и третий пароль могут быть опротестованы, но вы тогда будете обязаны процитировать начало третьей главы «Происхождения семьи, частной собственности и государства» Энгельса.

– Всякое государственное образование, – начал цитировать по памяти Вожак, – предполагает насилие.

– Да. После этого поступите в распоряжение ЦК. Передайте товарищам Самуэли и Куну, что запасный центр в Вене готов к организации типографии и запасных конспиративных явок. Передайте моей жене, – совсем тихо сказал Янош, – что женщина всегда остается, если ты только хочешь этого…

– Что это?

– Она поймет. Это стихи. Госпожа Рекамье – для всех, товарищ Ютка – для меня… Вена, площадь Свободы, 7. Передайте ей мою любовь…

– Что еще?

– По-моему, я передал вам все ключи. – Янош закрыл глаза, зябко съежился. – Мне очень понравилось, что вы посчитали меня провокатором в камере. Я сразу проникся к вам доверием.

– Правильно сделали, – сказал Вожак. – Потому что опошлили героическую профессию провокатора… Стали вербовать пропойц и бездарей. Забыли Лойолу и Яго… Я – помню…

– Что? – прошептал Янош, потому что Вожак сейчас говорил иным голосом, и глаза его были иными, и во всем его облике появилось нечто от хищника.

– Помните организацию Дьюлы в седьмом районе? Кто был ее секретарем? А подполье Фехерсехервароша? Кто его организовал? Где оно? Его нет. А где я? Вот он я – перед вами. Горько… Я могу хвастаться своим умом только перед трупом. – И Вожак сильно ударил ногой Яноша, и тот, лежавший на камнях на развалине крепостной стены, полетел в пропасть.

Не будем вдаваться в рассмотрение сложного вопроса о том, есть ли Бог. Это увлечет нас в сложные дебри. И потом, если Бог все же есть, то отчего Он с такой доброй настойчивостью помогает большевику-безбожнику? Хотя, быть может, Бог помогает добрым и смелым вне зависимости от их партийной принадлежности?

Вряд ли.

Не думаю.

Случайность и случайность!

Янош не разбился. За сук он зацепился кальсонами. Худенький, поэтому ткань не порвалась, удержала его.