Ненавистный брак

— Так накажи! — с вызовом ответила Катя.

— Ты так уверена в своем могуществе и покровительстве князя, но, послушай хорошенько, что я тебе скажу: не вставай у меня на пути, не пытайся бороться со мной, потому что очень скоро командовать в этом доме буду я.

— В Карелинке ты никогда не будешь командовать, Наташа! — спокойно ответила Катя, глядя Масловой прямо в глаза. — Когда-нибудь ты уберешься отсюда навсегда, еще хуже, чем раньше… И этот день не за горами. А сейчас дай мне пойти, куда я шла. Барин меня ждет.

— Тем хуже для тебя, старая дура, это я тебе обещаю, — зло прошипела Наташа, глядя вслед уходящей Кате.

На притихший дом медленно надвигалась ночь. Казалось, все уснуло в просторных, роскошно обставленных, но теперь унылых комнатах, лишь одна многострадальная, недремлющая душа, словно призрак, бродила по длинным галереям. Что искал Александр в этой паутине переходов. Каких воспоминаний? Какие тени преследовали его? В этот поздний час, наедине с собой, он не лгал себе, не притворялся. Князь прошел по спальне жены, в которой Лиза жила с той самой единственной ночи любви и боли, посмотрел на пустую колыбельку с содранной им в приступе ярости занавеской и вышел в сад, но тут же вернулся и остановился перед комнатой, в которой жил Лаврецкий. Александр нерешительно шагнул внутрь и подошел к маленькому комоду, в ящике которого валялись любовные письма Лизы к Федору. В комнате не осталось никаких вещей ненавистного гостя. Багаж и бумаги Федор забрал с собой, когда уезжал из поместья. Александр отпер ящик и достал письма. Едва увидев имя Лиза, Карелин снова обезумел от ярости и боли.

— Невиновна, как же, — язвительно процедил он. — Какие могут быть сомнения, если налицо письменные доказательства ее вины?

Александр зажег лампу, и бледный золотистый свет залил бумагу. С горьким безразличием он начал читать письма — маленькие, хрупкие клочки бумаги, оказавшиеся достаточно сильными для того, чтобы разрушить его жизнь. Письмо…ещеодно…иеще…

Александр перебирал пальцами послания Лизы. Неожиданно они показались ему странными. Он считал эти письма очевидным доказательством супружеской измены, но они были не более чем нежными вестницами бесхитростной любви девочки, которая становилась женщиной. Держа письма трясущимися руками, Карелин с жадностью перечитал их несколько раз.

— Не может быть, — пробормотал он, — не может быть. А я сходил с ума! Или схожу сейчас? — Александр бросился к двери, не веря ни разуму, ни своим глазам. — Матушка! — позвал он и услышал за дверью чьи-то шаги. — Кто там? — отрывисто спросил князь.

— Прошу простить меня, князь, — Лев Ильич шагнул в круг света. — Я пришел к Николаю. Он болен, но скрыл свою болезнь, чтобы ехать с Вами в Киев, а сейчас его лихорадит. Вам плохо, князь? Я слышал, как Вы звали свою… матушку!

— Доктор, — в отчаянии воскликнул Карелин, — Вы всегда были на стороне жены. Ответьте мне, ради бога, почему Вы так сильно уважали ее? Почему были уверены в моей несправедливости?

Лев Ильич понял, что в многострадальной душе князя происходило что-то странное.

— Я искренне восхищался княгиней, князь, — мягко ответил он. — Меня восхищала ее доброта, благородство, величие души…

— И Вы смогли бы присягнуть перед судом, что она невиновна?!

— Да, присягнул бы перед судом и поклялся бы на Библии, — уверил князя Лев Ильич.

— Так почему Вы не сказали, доктор?

— Когда? Разве Вы дали мне сказать? Все были уверены в невиновности княгини, но все должны были молчать.

— Но Наташа видела, как из ее спальни выходил этот мужчина…

— Он приходил к ней попрощаться… Но я вижу у Вас в руках письмо. Неужели я ошибался, и это доказательство…

— Напротив… Идите сюда. Прочтите все письма… вслух. Я хочу послушать, чтобы убедиться, что не сошел с ума.

— Январь 1859… — начал читать несколько удивленный Лев Ильич. — Любимый, я жду тебя как всегда у пруда. Не хочу, чтобы ты сердился на меня за то, что не позволила поцеловать себя вчера, когда мы прощались, потому что, как я уже сказала, до свадьбы не позволю. Я хочу, чтобы все мои поцелуи, от первого до последнего, были твоими, но только после того, как, выйдя из церкви, мы останемся одни и начнем спружескую жизнь. Это моя самая заветная мечта… подарок, который я хочу тебе преподнести! Ты понимаешь меня, правда? Я считаю, что женщина должна учиться любви с мужчиной, которого она любит, и потому позволю целовать только руку…

Лев Ильич отложил письмо и взял другое, потом еще одно. Во всех письмах говорилось приблизительно об одном и том же: Лаврецкий сетовал на то, что может поцеловать только ручку невесты, а Лиза мягко извинялась, но твердо стояла на своем. Все письма были написаны в 1859 году, и лишь одно, последнее было датировано июлем 1860. Оно было написано за два дня до происшествия в карелинской оранжерее, когда Лиза и Александр впервые встретились, и за год до преждевременного появления на свет княжеского наследника.

С минуту мужчины молча смотрели друг на друга.