Неодолимые

Полковник вспомнил этот недавний разговор десантников в солдатской землянке и посуровел. Тяжелые потери понесла бригада за последние дни. С воинскими почестями похоронили уральского хлебороба Ивана Ивановича Известного. Не успел написать домой жене и рыжий боец, собеседник уральца. Он сложил голову через день. Но полковник знал, что не зря стояли под Тимом десантники. Советские воины остановили здесь большую танковую группировку фрицев, которую Гитлер специально готовил для взятия Москвы. Своим подвигом десантники ослабили удар фашистов, помогли войскам, оборонявшим столицу. Стойкость, мужество бойцов Родимцева стали известны во всей сороковой армии. Получая газеты, где публиковались указы о присвоении воинским частям звания гвардейских, они с тайной надеждой искали себя.

— Как думаешь, комдив, — обратился однажды к Родимцеву комиссар, — будем принимать гвардейское знамя?

— Да кто его знает. Может быть, и рановато нам в гвардию подаваться — маловато фашистских гадов укокошили, шайтан их побери.

— Ой, лукавишь, комдив. С такими орлами, как наши, только в гвардии и ходить. Ты только вспомни — Питерских, Симкин, Ржечук, Кокушкин, Цыбулев, Болотов, Сурначев, Быков…

— Не перечисляй, не хуже тебя всех знаю. Эти-то истинные гвардейцы. Потерпи, комиссар, придет время — и мы с тобой в гвардейский строй встанем. А пока бить надо нечисть фашистскую, бить, чтобы перевелась эта лихоманка.

16

Вечером комдив, выполняя боевое распоряжение командующего армией генерала Подласа, выехал к своему соседу — комдиву 1-й гвардейской генералу Руссиянову. Иван Никитич встретил Родимцева как радушный хозяин. В просторной рубленой хате было тепло, уютно, на столе, где лежала карта боевых действий, примостился чугунок с картошкой и крынка парного молока.

— Здорово, здорово, сосед, — протянул левую руку Руссиянов. — Давно хотел познакомиться, да вот не сподобился раньше…

— Зацепило? — показал глазами на забинтованную правую руку Руссиянова комдив.

— Заживет.

Плотный, широколобый Руссиянов широкими шагами мерил просторную хату.

— Боевое распоряжение командарма знаешь?

— Наступать в направлении Крюково — Русаново.

— Разнести в пух и прах противника, ворваться в город Щигры, — улыбаясь, закончил Руссиянов. — Это я тоже помню. Ну, а как выполнять будем, ведь доложить об исполнении приказано в ближайшее время?

— У нас две дивизии, — и Родимцев как-то по-юношески выбросил перед собой два пальца правой руки.

— Две-то оно две, да вот немцев побольше. Притом одна дивизия у них танковая. Голыми руками не возьмешь.

Оба комдива задумчиво склонились над картой. Год тяжелой, кровавой войны многому научил их. И особенно ценить каждого солдата. Потрясенные зверствами фашистов, они рвались в бой, бесстрашно, не щадя жизней. Да и чего греха таить, другой раз гибли безрассудно. Большие потери понесли обе дивизии. А сколько еще впереди? Кто ответит? Может быть, они, генерал Руссиянов и полковник Родимцев — дети батраков, пришедшие в армию, как говорится, от сохи? Поймут ли их потом те, кто вырастет после войны без отцов? Да, огромные потери понесли дивизии, но война есть война. И пусть не думают, что у закаленных в тяжелых боях генералов очерствело сердце, что они не помнят оставленные братские могилы. Нет, у них, как и у всех, разрываются сердца, когда над свежезасыпанными могильными холмами гремят прощальные выстрелы однополчан. Может быть, генералы просто научились сдерживать свои чувства. Сдерживать до поры до времени. Вот и сейчас, разрабатывая операцию по взятию Щигров, они непроизвольно думали о том, как обойтись малой кровью, сделать все, чтобы уберечь личный состав от тяжелых потерь. Впрочем, разве пуля выбирает, кто перед ней, генерал или рядовой? И кого завтра боевые друзья будут опускать на плащпалатке в братскую могилу: взводного или командира дивизии?

— Ну, так что делать будем? — торопил Руссиянов.

— Да был у меня один случай, Иван Никитич, — улыбнулся Родимцев.

— Ты меня случаями не корми, сыт я ими по горло.

— Да, может, такого не было. Приказали нашей дивизии высоту одну взять, шайтан ее побери. Несколько дней бились, сам начальник штаба в атаку водил. Почти целый полк полег. Обойти бы ее, а начальство настаивает.

— Было и у меня такое, — мрачно покосился на карту Руссиянов.

— И вдруг нежданно-негаданно, — спокойно продолжал Родимцев, — звонят мне из штаба армии и поздравляют со взятием высоты, ставят новую задачу.

— Как же ты высоту эту взял? — заинтересовался Руссиянов.

— В том-то и дело, что у немцев она была. Ретивый командир поторопился перед начальством выслужиться. А мне каково? Сообщаю, что ошибка произошла, высота не наша, а меня обвиняют в незнании обстановки.

— Вывернулся? — заинтересовался Иван Никитич.

— Кое-как выехал на место, вызвал к себе ретивого командира. Тот на вороном жеребце примчался, на затылке кубанка заломлена, вороной чуб.

И Родимцев стал рассказывать, как проучил не в меру ретивого командира.

— Бери бинокль, — говорю ему.

Тот взял, подвел к глазам.

— Что видишь?

— Высоту.

— Ну и как она поживает?

— Тихо…