— Некоторые байкеры имеют своеобразное правило, которое определяет, кого и когда они сажают на свой байк. Ралли, вечеринка, поездка по дороге — это может быть кто угодно, кого ты подберешь. Твои колеса везут тебя домой, от меня, от «Хаоса. Сюда приезжали женщины на своей машине. И когда я заканчивал с ними, они уезжали на своей машине. Тебе же придется ждать, когда я отвезу тебя домой. Это значит, если я не отвезу тебя домой, ты никуда не поедешь.
«И когда я заканчивал с ними, они уезжали на своей машине».
В этой фразе было много поводов для раздражения, поэтому я решила попробовать его избежать.
Полностью.
— Думаю, красавчик, что было бы неплохо закончить урок байкеров сейчас, так как именно твои слова выводят меня из себя.
— Не удивляюсь, детка, но мы неплохо поладили.
— Прости?
— Я отвез тебя на работу, привез к себе домой, ты приготовила ужин, мы ели и смотрели телевизор, все было хорошо. Никаких ссор. Никаких подколов и раздражений. Целый день. Но всему приходит конец.
Именно в этот момент я уставилась на него в темноте.
— Я сейчас думаю, красавчик, что тебе лучше вообще перестать что-либо говорить, потому что все, что ты скажешь, может вывести меня из себя.
— Похоже, детка, что уже никаких «может» уже нет — ты разозлилась. Уже.
При этих словах мой взгляд превратился в пристальный, потому что я с удивлением пялилась на него, заметив белую вспышку его зубов от улыбки в темноте.
Но чтобы окончательно удостовериться, все же спросила:
— Тебе смешно?
— Да, черт возьми.
Я пошла дальше.
— Тебя забавляет, что я злюсь.
Он обнял меня другой рукой и крепко сжал, говоря:
— Да, черт возьми.
Именно тогда до меня кое-что стало доходить.
— Тебе нравится? — тихо спросила я.
— Определенно.
— Тебе нравится, когда я злюсь?
— Нет. Мне нравится то, что я могу от тебя ожидать. Мне нравится, что, хотя ты и говоришь, что я тебя пугаю, ты меня не боишься. Судя по тому, как ты смотришь мне в лицо, ты не боишься. Ни на один чертовый дюйм. Мне нравится, что ты не стесняешься высказывать свое мнение. Нравится, что ты не скрываешь своих эмоций. Нравится, когда ты злишься, ты просто злишься, выплескивая сразу все дерьмо. Ты не копишь в себе это дерьмо, не позволяешь портить твою жизнь, и не бросаешь его в меня, когда я меньше всего этого ожидаю. Так что, да. Мне нравится. Определенно.
Как ему так удавалось? Отвечать на вопросы так правильно, на те вопросы, на которые нельзя ответить так правильно.
— Ты все еще злишься, — заметил Тэк, явно чувствуя мои вибрации.
— Ну, да.
— Почему?
— Потому что у тебя есть ответы на вопросы, на которые не может быть таких ответов, и это раздражает.
— Почему тебя это так раздражает?
— Потому что я женщина. Нас раздражают разные вещи, которые на самом деле… не могут быть.
— Ну, а у кого есть такие ответы на вопросы, на которые нет таких ответов?
Ой!
Проницательный и острый, как чертовый гвоздь!
— Теперь ты меня раздражаешь, потому что слишком умен, — сообщила я ему, а затем обнаружила, что лежу на спине с Тэком сверху, его лицо находится так близко от моего, что я чувствовала, как его козлиная бородка щекотала мне подбородок.
— Наконец-то ты врубилась, — пробормотал он.
— Врубилась во что?
— Почему мы подходим.
Я почувствовала, как мое дыхание стало жестким, мне пришлось выдавить из себя:
— Почему?
— Потому что я не дурак, и ты тоже не дура. Потому что я неуправляемый, а ты освободилась от своего зеленого чая, салата и всякого дерьма с телевизором, я — как и ты. Потому что люди боятся меня, а ты — нет. Мы на равных, Рыжая. У нас нет превосходства. — Его губы двигались так, что касались моих, когда он добавил, — только ты чертовски красивее меня.
О боже, он заставил меня растаять и одновременно возбудиться.
— А ты сексуальный, — сказала я ему, мои руки скользили вверх по его гладкой коже и твердым мышцам спины.
— Рад, что ты так думаешь, — ответил он, его рука скользнула вверх по моему боку.
— Нет, все так думают. Даже монахиня. Она бы помолилась за бессмертие твоей душу, но если на нее надавили бы, она бы призналась, что ты хорош собой, потому что ложь — это большой грех.
Его рука остановилась на моем боку, а большой палец скользнул по изгибу груди, вызывая восхитительную дрожь на коже, когда он приказал:
— Перестань быть такой милой, детка. Ты делаешь меня твердым, я не могу трахнуть тебя, когда дети еще не спят.
Мои руки скользнули вниз по его спине, вниз, еще ниже, пока пальцы не впились в его твердую задницу, я выдохнула:
— Не можешь?!
— Черт возьми, нет. Ты же просто стональщик.
— Что?
— Да. Громкий.
Боже.
— Правда?
— Это хорошо, детка. Действительно чертовски хорошо, когда мой рот на тебе и мой член внутри тебя. Но это нехорошо, когда Тэбби и Раш сидят внизу.
— Понятно, — прошептала я, скользя руками вверх, расплющив пальцы, чтобы вобрать его всего, до чего могла достать.
— И было бы неплохо, если бы ты перестала меня ласкать.
— Мне нравится тебя трогать, — тихо произнесла я.
— Мне тоже нравится, детка, но это не помогает моей борьбе с твердостью.
— Тогда ты перестань шептать мне в губы, Тэк, потому что меня это заводит.
— Да?!
— Умммм…