Николай и Александра

В среду, 1/14 марта, в пять часов утра императрица была уже на ногах: царский поезд должен был прибыть в шесть. Но сообщили, что государь задерживается. "Возможно, из-за метели", - произнесла Александра Федоровна и прилегла на кушетку. Но Анастасия встревожилась. "Лили, поезд никогда не опаздывает. Поскорее бы папа приехал". В восемь часов Александре Федоровне сообщили, что поезд задержан в Малой Вишере. Встав с кушетки, Императрица отправила мужу телеграмму. Вырубова вспоминала: "Вся надежда ее была в скором возвращении Государя: она посылала ему телеграмму за телеграммой, умоляя вернуться как можно скорее. Но телеграммы эти возвращались ей с телеграфа с надписью синим карандашом, что место пребывания "адресата" неизвестно".

Тем временем среди частей, охраняющих дворец началось разложение. Из окна императрица заметила, что у многих солдат, находившихся во дворе, на рукавах появились белые платки. Это означало, что обе стороны достигли договоренности: если на обороняющихся не будут нападать, то и верные государыне войска не выступят против обосновавшихсЯ в Царском мятежников. Такая договоренность была достигнута при посредничестве одного депутата Думы. Узнав об этом, государыня с горечью воскликнула: "Все теперь в руках у Думы".

На следующее утро, 2/15 марта, на императрицу обрушился гораздо более тяжелый удар. Смертельно бледная рано утром, она подошла к Лили и с обидой проговорила: "Лили, наши защитники покинули нас".

- Но почему, ваше величество? Ради Бога, скажите, почему?

- Так распорядился их командир, великий князь Кирилл Владимирович, затем, не выдержав, с мукой в голосе произнесла: - Мои моряки - мои собственные моряки. Поверить не могу".

2/15 марта в Пскове государь переделал и подписал манифест об отречении. Императрицу, не знавшую о местонахождении мужа, преследовали одна беда за другой. Алексей Николаевич начал поправляться, но появились явные симптомы недуга у Анастасии и Марии Николаевны. Электричество и водоснабжение были отключены. Воду брали из проруби в пруду. Перестал действовать лифт, соединявший комнаты императрицы со спальнями дочерей. Императрице приходилось подниматься наверх пешком и поминутно останавливаться, чтобы отдышаться. Электрического освещения не было. Чтобы попасть в комнату Вырубовой, расположенной в другом крыле, императрица ехала в коляске по залам дворца, в котором почти не осталось прислуги. Однако, зная, что все смотрят на нее, государыня говорила Лили: "Мне нельзя сдаваться. Я твержу себе: "нельзя", и это мне помогает".

3/16 марта, в пятницу, снова поднялась метель. Ветер стучал в оконные рамы, наметал огромные сугробы на дорожках парка. Новые тревожные вести просачивались во дворец. В 4.30 утра доктору Боткину позвонил член Временного комитета Думы с целью справиться о состоянии здоровья цесаревича. Пришедшие днем из Петрограда пешком дворцовые слуги заявили, что в столице расклеены манифесты царя об отречении царя от престола. Государыня отказывалась верить подобным сообщениям. В 5 часов вечера во дворец были доставлены листовки, где указывалось, что Николай II отрекся от престола, что великий князь Михаил Александрович отказался принять корону и что образовано Временное правительство. Офицеры конвоя и свитские читали эти объявления со слезами на глазах. В семь вечера приехал великий князь Павел Александрович, дядя императора, и тотчас направился в покои государыни. Великая княжна Мария Николаевна и Лили Ден, сидевшие в соседней комнате, слышали их взволнованные голоса.

После этого, писала Лили Ден, "дверь открылась и появилась государыня. Лицо искажено страданием, в глазах слезы. Передвигалась она с трудом". "Ден кинулась ее поддерживать, так как она чуть не упала. Опираясь на письменный стол, Государыня повторяла: "abdique!" [(отрекаться (франц.))] (Лили не говорила тогда по-английски). "Мой бедный, дорогой, страдает совсем один... Боже, как он должен страдать!" Все сердце и душа государыни были с ее супругом". - писала А.Вырубова.

В тот вечер, вспоминал П.Жильяр, "я видел [Ее Величество] вечером у Алексея Николаевича. Ее лицо исказилось, но, сделав над собой почти сверхчеловеческое усилие. она, как обыкновенно, пришла навестить своих детей, чтобы ничего не беспокоило больных, которые не знали, что произошло со времени отъезда Императора в Ставку".

Тогда же государыню навестил граф Бенкендорф, баронесса Буксгевден и другие приближенные с тем, чтобы заверить ее в своей преданности. "Императрица была смертельно бледна, - вспоминала баронесса Буксгевден. Когда она поцеловала меня, я лишь приникла к ней и пробормотала что-то несвязное о моей привязанности к ней. Граф Бенкендорф держал ее за руку, и по его обычно бесстрастному лицу текли слезы... "Это к лучшему, - заявила она. - Такова воля Божья. Господь посылает нам это испытание для спасения России. Это единственное, что имеет сейчас значение". Прежде чем закрыть дверь мы увидели, как она опустилась на стул около стола и, закрыв лицо лицо руками, горько зарыдала".