Николай Островский

За неделю до отъезда в Москву Николай решил собрать друзей и отпраздновать новоселье в своем сочинском доме. На этом празднике присутствовал Григорий Иванович Петровский с женой Доминикой Федоровной. Николай был возбужден и взволнован. Он сказал:

— Есть такая старая традиция — при закладке дома в фундамент его заложить бутылку с бумажкой, где указана дата закладки.

Прошлый год такая бутылка была заложена в фундамент вот этого дома Григорием Ивановичем, нашим вождем и другом, воспитателем комсомольского племени, в том числе и своего приемного сынишки, который старается быть достойным его забот, старается оправдать огромное его доверие… Вот почему, вернувшись в Сочи, я накинулся на работу. Поскольку я парень очень ненадежный, а «Рожденные бурей» должны быть во что бы то ни стало написаны, я не даю себе никакой отсрочки в работе и успокоюсь только тогда, когда книга будет закончена… Я должен жить, чтобы написать книгу, которая зажгла бы сердца молодежи. Я еду в Москву и начну там работать еще стремительнее, чем раньше. Я буду работать в три смены, чтобы к 20-й годовщине октября «Рожденные бурей» были бы полностью закончены. Это огромная и трудная, но и небывало радостная работа. И я никогда не думал, что жизнь может быть такой чудесной[35].

24 октября Николай Островский вернулся в Москву. Дорога была утомительна, но возбуждение, вызванное непрерывными мыслями о завершении романа «Рожденные бурей», держало его в состоянии постоянного нервного подъема.

С первых же дней Островский начал готовиться к предстоящему у нас специальному совещанию Президиума Союза советских писателей. На совещании стоял один вопрос: роман «Рожденные бурей».

Николай по телефону приглашал людей, мнение которых хотел услышать, спрашивал, прочли ли они рукопись. Сам продумал и составил план совещания. Не забыл и о «буфете», где в перерыве товарищи могли бы перекусить, выпить чаю. Этот «буфет» был организован в комнате Николая, прямо на письменном столе. Заведовала всеми хозяйственными делами Екатерина Алексеевна. Я же должна была неотлучно сидеть около Николая, чтобы выполнять его просьбы. Он трогал меня за руку и тихонько просил то вытереть пот с лица, то что-то принести. Такой связной был нужен, потому что совещание проходило в столовой-гостиной, куда Николая перенесли и где не было звонка, которым Николай пользовался в своей комнате.

Совещание состоялось 15 ноября 1936 года. Присутствовали писатели и критики А. Асеев, В. Герасимова, М. Колосов, А. Серафимович, В. Ставский, Е. Усиевич, А. Фадеев, от «Комсомольской правды» — И. Бачелис и С. Трегуб, друзей Островского представлял И. П. Феденев. Председательствовал секретарь ЦК ВЛКСМ Е. Л. Файнберг.

Островский взял слово первым:

— Прошу вас по-большевистски, может быть очень сурово и неласково, показать все недостатки и упущения, которые я сделал в своей работе… Я настойчиво прошу вас не считать меня начинающим писателем. Я пишу уже шесть лет… Подойдите ко мне как к писателю, отвечающему за свое произведение в полной мере как художник и коммунист.

…Мне хотелось сказать о нашей дружбе. Я пришел в советскую литературу из комсомола. Традиции нашей партии и комсомола дают непревзойденные примеры творческой дружбы. Они учат нас уважать свой труд и труд товарища, они говорят о том, что дружба — это прежде всего искренность, это — критика ошибок товарища…

Откройте же артиллерийский огонь. Это даст мне еще больше сил и желания немедленно же приняться за работу, для того чтобы закончить первую часть своего нового романа…

В прениях выступили почти все. По-товарищески говорили и о достоинствах, и о недостатках нового произведения Николая Островского.

— Написано так, что запоминается, — сказал А. Серафимович. — Я запоминаю обстановку, я запоминаю то, что стоит за словами, за действиями у этих людей. Стало быть, дано умело. Мне хочется в порядке тех вопросов, которые у меня возникали при чтении, поговорить с вами… — Он перешел к подробному разбору романа, и заключил его такими словами: — Ваша «Как закалялась сталь» показалась мне сначала теплее и ближе, чем «Рожденные бурей», но я должен сказать, что мастерство у вас выросло. Ведь громадный, сложный материал, а вы его здорово разложили, сорганизовали, связали в одно органическое целое.

Затем слово взял А. А. Фадеев. Он поставил вопрос: «Можно ли говорить об Островском с профессиональной точки зрения?» И тут же ответил:

— Не только можно, но и должно, ибо автор этот — явление крупное.

А. Фадеев тоже отметил, что писательское мастерство у Островского стало выше по сравнению с «Как закалялась сталь», но что «редакторский карандаш должен касаться Островского, как и всех нас касается».

М. Колосов говорил: