Нью-Йорк

И только вечером, когда Мэгги спросила, как прошел ланч, и предложила им всем пообедать в полном составе, Горэму пришло в голову, что это она подсказала Хуану позвонить. Неужели жена и впрямь думала, что он настолько нуждается в допинге? Ему казалось, что он выглядит лучше некуда.

Летом они отвезли детей в Европу, побывали в Риме, во Флоренции и в Помпеях. Мальчикам было интересно, но Эмме едва исполнилось восемь, и она была маловата, но стойко переносила очереди, которых отчасти удалось избежать благодаря гидам. Затем они, пресытившись культурой, провели несколько дней на море. Это был лучший отпуск за многие годы.

Вернувшись в Нью-Йорк, Горэм предпринял решительную попытку жить размеренно и спокойно. Он снова выставил свою кандидатуру в совет кооператива и без труда прошел. Ему там нравились не все, но это не имело значения. Он решил цепко держаться за все, что имел. Завел обычай хотя бы раз в две недели обедать с Мэгги в городе. Все время в Нью-Йорке было поделено. На работе, естественно, существовал график, но Горэм расписал и личную жизнь. Дважды в неделю он посещал городской теннисный клуб около Саттон-Плейс, зимой ходил на крытые корты под мостом на Пятьдесят девятой улице. До конца года он считал, что контролирует ситуацию. Мэгги выглядела довольной, быт – образцовым, и Горэм немало гордился собой. Поэтому следующий удар застиг его врасплох.

Дело было на вечеринке с коктейлями за неделю до Рождества. Горэм разговорился с приятным субъектом, который назвался историком из Колумбийского университета. Они немного обсудили последний, и Горэм спросил, над чем работает его собеседник.

– Я нахожусь в творческом отпуске, – ответил историк. – Заканчиваю книгу, над которой трудился несколько лет. В ней рассказывается о жизни Бена Франклина в Лондоне, которая помещена в контекст всего, что происходило в науке, философии и политике.

– Это чрезвычайно интересно.

– Надеюсь.

– Расскажите подробнее.

– Тогда остановите меня, когда устанете.

Прикинув, Горэм решил, что они ровесники. Собеседник был среднего роста, круглолицый и с наметившейся лысиной, носил очки в стальной оправе и галстук-бабочку. Он держался приветливо и скромно, но стоило ему заговорить об эпохе и интеллектуальной традиции Бена Франклина, как его энтузиазм прорвался и стал заразительным.

– Вам не наскучило? – искренне спросил он через несколько минут.

– Ни в коем случае, – сказал Горэм.

И когда историк подытожил, что вот об этом, собственно, и повествуется в книге, а после с озорным блеском в глазах осведомился, не купит ли Горэм экземпляр, когда она выйдет, Горэм заверил его, что возьмет несколько и раздаст друзьям.

– Вы даже не представляете, как я вам завидую, – признался он.

Историк сильно удивился.

– Вы зарабатываете намного больше и пользуетесь гораздо большим уважением в мире, чем многие авторы, – заметил он мягко.

– Но как насчет мыслей?

– Многие банкиры, которых я знаю, – большие интеллектуалы, а их работа требует величайшего напряжения ума. Заниматься бизнесом не легче, чем писать на исторические темы.

– Не уверен, что это так, – возразил Горэм, – но если и правда, то вы обладаете тем, чего мне не дано.

– Например?

– Вы производите нечто свое. Ваша книга сохранится навечно.

– Навечно – это долго, – рассмеялся историк.

– А я занимаюсь лишь вещами эфемерными, – продолжил Горэм. – Когда банки объединяются для крупного займа, они сообщают об этом в газетах, прилагая рекламу займа и список главных участников. Мы называем это надгробной плитой. Так что всю мою жизнь можно свести к изготовлению надгробных плит.

– Они олицетворяют предприятия, которых иначе бы не было. В том, что вы делаете, я вижу рождение, а не смерть, – улыбнулся писатель. – Подходящая мысль по случаю скорого Рождества.

Горэм тоже улыбнулся, и они распрощались. Но вечером, оставшись один, он задал себе вопрос: что я сделал такого, что можно по праву назвать своим? На что я могу оглянуться и заявить: «Это мое. Это то, что я создал о себе в память»? И ничего не смог найти, равно как и почувствовать что-нибудь, кроме ужасной духовной опустошенности.

В январе 2001 года Горэм Мастер обратился к хедхантеру. Он не сказал об этом даже Мэгги. Возможно, менеджер найдет ему дело, которое наполнит смыслом его жизнь, пока не станет слишком поздно.

Кооперативные игры

8 сентября 2001 года

Горэм взглянул на часы в тот самый миг, когда зазвонил телефон. Пора идти. Накануне вечером они с Мэгги поругались, но никто не должен был об этом догадаться.

Мальчики были возбуждены – Горэм-младший, Ричард и Ли, закадычный друг Горэма-младшего. Не терпелось и Горэму-старшему. Ради всего святого, они собрались на матч «Янки»!

– Это Джон Ворпал, – доложила Мэгги.

Какого черта понадобилось Ворпалу?

– Скажи, что я иду на матч, – попросил Горэм.

– Солнышко, он говорит, что ты ему нужен.

– Он же вечером придет на обед, будь он неладен!

– Он говорит, что это конфиденциально. Касается совета. – Мэгги протянула ему трубку.