Ночные видения

– Блаи Оррит заперт в Могилах вот уж почти четыре месяца, – сказала она. – Он мертв или все еще гниет в тюрьме, моя дорогая.

– Но как же тогда?..

– Что это, по-твоему, у тебя на руках?

Мэгги сглотнула.

– Подменыш. Один из ваших, прошу прощения. А я бы хотела вернуть себе свою дочку.

Старуха потянула Мэгги за руку.

– Выйдем на открытый воздух, дитя мое. Кажется, в этом я смогу тебе помочь.

– Но я…

– Выйдем отсюда. Все будет хорошо.

Мэгги поднялась на ноги. Старуха открыла входную дверь. Ноги Мэгги дрожали. Старуха вытянула ее наружу.

Солнце уже взошло, начинался серый осенний день. В холодном свете утра Мэгги видела, что глаза у старухи желтые, а ее губы черны, как у собаки. Звезды в ее платье при свете дня сверкали уже не так красиво, но невидимые колокольчики позвякивали при каждом движении.

– Думаешь, что держишь на руках подменыша? – сказала старуха, и Мэгги кивнула. – Тогда, чтобы вернуть своего ребенка, ты должна бросить этого в огонь или в реку. Разве твоя бабушка тебе этого не говорила?

Мэгги моргнула.

– Говорила.

– Вот так, – кивнула старуха. – Хорошо. Река здесь недалеко. А прямо перед нашим домом ярко горит костер. Что выберешь?

Мэгги посмотрела по сторонам. На Пэрадайз-сквер по-прежнему пылал большой костер, раскаленные угли меняли оттенки оранжево-красного. Там, где вечером грелись ряженые, теперь, на рассвете, стояли люди. Мэгги узнала женщину с подковами, хоть на той теперь были обычные черные сапоги и губы накрашены кричащей помадой. Рядом с нею стояло несколько худых детей. Один тыкал палкой в костер, другие прыгали на месте. Ни у одного из них Мэгги не заметила хвоста. Пахло горящей древесиной и табаком.

Подмененный ребенок перестал извиваться, и Мэгги больше не чувствовала его хвоста у своего предплечья. Ноги у нее подогнулись, и она села прямо на ступеньки Старой Пивоварни. Старуха села рядом с нею, в утреннем воздухе позвякивали колокольчики.

– Я покупала молоко для своей девочки, – сказала Мэгги. – Все мои гроши ушли на него. А врач назвал молоко ядом.

– Это у тебя первенец? – спросила старуха. Мэгги кивнула. – Хорошо. Будут и еще.

– Но мой муж мертв. – У Мэгги так болело горло, что она едва терпела боль. – Я умоляла его поехать со мной, и он погиб в уличной драке.

– Всегда есть и другой мужчина. Он не будет твоим мужем, но кто-то да найдется. Жизнь продолжается, – сказала старуха.

– Это так надо?

Старуха не ответила. Солнце поднялось повыше. Горячие слезы на лице Мэгги остыли.

– Так мне не подменили ребенка? – сказала Мэгги.

– Нет.

– А вы не фея?

Старуха улыбнулась своей черной улыбкой.

– Ты уверена?

– Нет, – плача, засмеялась Мэгги. – Но теперь я вижу. Может, вы и фея, но это неважно. Всегда есть тот свет. Но там не лучше, чем здесь. – Она посмотрела на младенца в своих руках. При свете дня было видно, что Брайд умерла, похолодела, посинела и стала твердой, как палка.

Солнце постепенно поднималось все выше. Шлюха у костра перестала греть руки, пересекла площадь и стала рядом с ними.

– Жаль ребенка, – сказала она.

– Я так старалась, – Мэгги опустила голову и поцеловала холодное лицо Брайд. – Я старалась.

– Ах, милая, милая, – сказала шлюха. – Все мы стараемся.

Она села с другой стороны от Мэгги и прижалась к ней своим согретым у костра телом. Мэгги положила голову ей на плечо. Так они сидели долго. И, когда Мэгги была готова, старуха и шлюха пошли с нею к церкви. Она договаривалась со священником о еще одних похоронах, а они стояли рядом. И оставались на месте, когда она пошла положить цветы на могилу Эйдена и поставить свечу за упокой его души.

Королевство сахарных черепов и ноготков Эрик Дж. Гиньяр