Повседневная разношенная челюсть с утра до вечера перекатывалась у деда во рту, а та, что с золотыми зубами, была парадная, “для выхода”, но выходил дед, оказавшись на пенсии, редко, разве что в соседний магазин за “бескозыркой”, на почту, куда до востребования приходил его любимый журнал “Техника — молодежи”, или к единственному, еще фронтовому другу “вспомнить прошлое”.
Из родного проектного института неуживчивого, вечно качавшего права деда “ушли”, как только он достиг пенсионного возраста. Оказавшись не у дел, дед и вовсе задурил: днем спал, вечером начинал пить горькую, а ночью конструировал из подручных материалов летающую тарелку. То, что это была именно летающая тарелка, Тамара не сомневалась, помня, как давним летом, щуря глаз на холмы в поле, через которое они ходили от станции к даче, и что-то в уме прикидывая, дед обронил:
— Эх, площадка пропадает, сюда бы инопланетян в тарелочке, я бы заскочил хоть на подножку да съ...ал отседа.
Стук молотка и грохот постоянно рушившихся конструкций мешали спать не только Тамаре с бабкой, но и совершенно бесконфликтным жильцам второго этажа. По вечерам, строго после одиннадцати, приходил маленький мужчина, робко просил “если можно, быть потише” и заканчивал неизменной фразой:
— Понимаете, Лёвушка кандидатскую пишет, ему ночью отдыхать надо…
Особое неудобство представлял тот факт, что с нижним соседом бабка двадцать лет проработала на одном предприятии, конденсаторном заводе, он — в плановом отделе, она — в цеху,
Бабка понимающе закатывала глаза, мотала головой на дверь и стучала костяшками пальцев по своему лбу. На следующую за визитом соседа бабкину ругань дед моментально вскипал:
— Мешаю?! Тебе с Тамаркой, что ль, мешаю? Не велики господа, потерпите. Этим “средствам передвижения”, что ль, мешаю? Так кто их тут держит? — И дед ударял молотком в пол, совершенно забыв, что переменой места жительства озабочен в первую очередь он сам.