Новый Мир ( № 3 2007)

…Нам не преминули напомнить о связи окуджавского пафоса с “революционным радикализмом Маяковского, которого молодой поэт очень хорошо знал и любил”. И — сообщили, что эти давние стихи “остаются поэтическим памятником эпохе 60-х годов, когда пафос социалистического созидания, покорения космоса, высокий общественный интерес к физике, вообще устремленность в будущее сами собой предопределяли восприятие религии как чего-то отсталого, не отвечающего современной жизни”.

А мне почему-то пришла в голову дикая мысль, что “Стихи об озорстве” отлично укладываются и в сегодняшний модный “антиклерикальный дискурс”, уютно прописавшийся на страницах многих эстетствующих изданий. Впрочем, как пришла — так и ушла… Или в тех же изданиях не публикуются нынче стихи молодых православных священников? Или мы не общимвоздухомтеперь дышим?

Евгений Лобков.Преодоление эрудиции. — “Зеркало”, Израиль, 2006, № 28.

Эссе о легендарном поэте Леониде Черткове.

“Авторская личность замкнута, закрыта. Всего два стихотворения с фактологией биографии.

По стихам мы не смогли бы определить возраст, происхождение, профессию, национальность, религию, семейное положение, дружеские и любовные связи, исторический период.

Полжизни прошло в пригожей Европе, об этом — ни строки…”

Илья Марьясин.Переписка с Булатом. — “Голос надежды (Новое о Булате Окуджаве)”. Периодический сборнк. 2006, вып. 3.

Публикация старинного (с тридцатых годов) знакомца Окуджавы, с которым у автора, живущего в Израиле, возобновились отношения после почти шестидесятилетнего перерыва. И. Марьясин и его семья, естественно, “прописались” в “Упраздненном театре”, как и первая любовь Б. Ш. — “Лёля Шамина”. С О. Н. Шаминой-Мелещенко Окуджава тоже встречался и переписывался в свои последние годы (см. публикациюКирилла Андреева“Дорогая Лёля. Встреча через шестьдесят лет”). Кстати, первое письмо от “Лёли” Окуджаве принесли именно в тот момент, когда он правил “Упраздненный театр” и, вычитывая рукопись, дошел до эпизода, связанного с нею.

С Марьясиным они встретились в Иерусалиме, за кулисами после концерта, и Окуджава сразу же узнал своего товарища детства.