О судьбе и доблести

(3) Некоторые из присутствующих, льстя Александру (такие люди были и всегда будут проклятьем для царей), заявили, что Полидевка с Кастором нельзя и сравнивать с Александром, а дела их – с его подвигами. Досталось от них на пирушке и Гераклу; зависть, по их словам, становится на пути живых и мешает современникам воздать им должный почет.

(4) Клит явно и уже давно огорчался и растущей склонностью Александра к варварским обычаям, и лестью, которую ему расточали. Тут, сам разгоряченный вином, он заявил, что не позволит ни кощунствовать, ни принижать дела древних героев и преувеличивать таким недостойным образом достоинство Александра.

(5) Да Александр и не совершил таких великих и дивных дел, которые содеяли они; то, что он сделал, – в значительной части дело македонцев. Александр обиделся на эти слова. И я не одобряю этой речи; по-моему, достаточно было среди общего опьянения самому сидеть молча и не подпевать лживым и льстивым речам.

(6) Когда же некоторые стали припоминать то, что сделал Филипп, и совершенно несправедливо называть дела его ничтожными и не заслуживающими удивления, таким образом угождая Александру, Клит, уже совершенно вне себя, стал превозносить Филиппа и принижать Александра и его дела. Был он уже совсем пьян, всячески поносил Александра и, между прочим, похвалялся, что он спас Александра в конном бою при Гранике.

(7) Дерзко протянув вперед свою правую руку, он воскликнул: «Вот эта самая рука, Александр, тогда спасла тебя!» Александр, уже не в силах переносить дальше пьяные дерзости Клита, в гневе вскочил, но его удержали собутыльники. Клит не унимался.

(8) Александр крикнул щитоносцев. Никто не явился на зов, и Александр заявил, что он находится в том же положении, в каком был Дарий, когда Бесс и его единомышленники схватили и вели его и он оставался царем только по имени. Теперь «друзья» не могли его удерживать; он вскочил и, по словам одних, выхватив копье у одного из телохранителей, ударил им и убил Клита; по словам других, он схватил сариссу у кого-то из стражей.

(9) Аристобул не говорит, с чего начались пьяные речи, но всю вину складывает на Клита; когда Александр в гневе вскочил, намереваясь убить его, то Птолемей, сын Лага, телохранитель, вытащил Клита через ворота за стены и ров кремля, где все происходило. Клит, однако, не смог усидеть там, вернулся и попался прямо на глаза Александру, который его звал. Он отозвался: «Вот я, Клит, явился, Александр». В эту же минуту, пораженный сариссой, он скончался.

9

Я сильно порицаю Клита за его дерзкое поведение с царем; Александра я жалею в этой беде; он обнаружил, что находится во власти двух пороков, а именно: гнева и пьянства – разумному человеку не подобает быть во власти даже одного из них. (2) И тут, однако, я хвалю Александра за то, что он сразу понял, какое страшное дело он совершил.

По словам одних, он упер сариссу в стену и хотел броситься на нее, считая, что недостоин жить после того, как в пьяном виде убил своего друга. (3) Большинство писателей рассказывает по-другому: Александр ушел к себе, рыдая, кинулся на кровать и, зовя по имени Клита и сестру Клита, Панику, дочь Дропида, свою мамку, твердил, что, став взрослым, хорошо отплатил ей за ее заботы: (4) она видела, как ее дети сражались за него и умирали, а ее брата он убил собственной рукой. Он все время повторял, что он убийца своих друзей; три дня ничего не ел и не пил и вообще забыл думать о себе.

(5) По этому поводу некоторые прорицатели объявили, что Дионис разгневался, так как Александр пренебрег жертвой ему. «Друзья» с трудом уговорили Александра притронуться к еде и кое-как привести себя в порядок. Дионису жертву он принес, потому что ему желательнее было приписать случившееся несчастье гневу божества, а не собственной порочности.

(6) Я очень хвалю, однако, Александра за то, что он не отнесся к своему преступлению, как к чему-то незначительному, не стал защищать себя (такой защитник хуже преступника), а сознался в падении, человеку свойственном.

(7) Некоторые рассказывают, что к Александру позвали софиста Анаксарха, чтобы он утешил его. Застав его лежащим и рыдающим, он засмеялся и сказал, что, по-видимому, Александр не знает, почему древние мудрецы сделали Справедливость сопрестольницей Зевса: причина в том, что все, что ни установил бы Зевс, творится по справедливости, и все, что идет от великого царя, должно почитаться справедливым, во-первых, самим царем, а затем и остальными людьми.

(8) Такими словами он утешил тогда Александра, но, выдав за мысль мудреца положение, которое не требует от царя, чтобы он действовал по справедливости, тщательно взвешивая свои дела, и признает справедливым любой царский поступок, он, утверждаю я, причинил ему великое зло, еще большее, чем то несчастье, от которого он тогда страдал.