Читаем Об искусстве полностью

Вполне вероятно также, что неприятие Валери внешнего украшательства в архитектуре, механической привнесенности декоративных элементов в здании не обошлось без влияния Виолле ле Дюка. Его работы, в которых отстаивалась эстетическая самоценность функционально-конструктивного оформления архитектуры, Валери в молодости усердно изучал (см.: Виолле ле Дюк, Беседы об архитектуре, в 2-х томах, М., 1937).

4 Ср.: "То, что может быть показано, не может быть сказано" (Л. Витгенштейн, Логико-философский трактат, стр. 51).

Эта идея "неизреченности" красоты, которая связана у Валери как с анализом природы языка, так и с его пониманием реальности, тоже восходит к романтикам и была, в частности, ярко выражена Ваккенродером (см.: "Литературные теории немецкого романтизма", стр. 157-- 160).

5 Об исторической эволюции понятия "гений" см., например: К. Г и л б e р т, Г. К у н, История эстетики, стр. 362.

Здесь и в ряде иных работ гений ассоциируется у Валери с вдохновением и выступает как способность улавливать моментальные и фрагментарные элементы целого, тогда как талант, сознательное волевое усилие наделяют их длительностью и системностью.

6 Краткость действия эстетического эффекта прямым образом связывается с краткостью ощущения (см. "Художественное творчество") и восприятием произведения в его единстве, как если бы все оно было целостным проявлением гения.

Эта идея Валери также коренится в его понимании реального бытия и ведущей к нему "мистики ощущений" (ср. "Душа и танец").

Эвпалинос, или Архитектор

Опубликовано впервые в 1921 г. в качестве предисловия к альбому "Архитектура". Обращаясь к советскому читателю, Валери впоследствии писал: "Сократический диалог "Эвпалинос", написанный, дабы выполнить заказ на предисловие к архитектурному альбому, был выполнен сообразно с жесткими условиями заказа, то есть заполнил пространство в 115300 букв избранного шрифта, -- условие, поставленное декоративным замыслом издания" (Избранное, стр. 34).

Валери неоднократно указывал на то, что "эластичная" форма диалога была в данном случае вызвана техническими условиями издания. Однако его обращение к этому почти забытому жанру было обязано отнюдь не только внешним условиям. В своих "Тетрадях" и многочисленных эссе он постоянно отмечал утилитарную и "отчуждающую" функцию человеческого языка, его неспособность, особенно когда он фиксируется в письме, передавать текучесть умственной жизни.

В одном из его диалогов некий Теоген говорит: "Слово есть не что иное, как действие, которое, когда ты ко мне обращаешься, имеет своею силой отнюдь не слово, а нечто иное, и имеет своею целью нечто тождественное во мне" (Oeuvres, t. II, p. 1397).

Таким образом, безостановочное движение мысли, ее безличная многозначность могут быть выявлены отчасти в живом течении разговора, в столкновении встречных высказываний. Форма диалога несомненно связана у Валери с его чувством неисчерпаемости потенциальных возможностей "Я", которое не может фиксировать себя ни в какой мысли. Отсюда же -принципиальная фрагментарность его тетрадных записей, неприятие философских систем -- все то, что сближает его с немецкими романтиками, и прежде всего с Новалисом и Ф. Шлегелем. Еще юношей, в 1890 г., он писал не без иронии, что "содержит в себе множество различных персонажей и одного главного соглядатая, который наблюдает за тем, как носятся все эти марионетки" (Lettres а quelques-uns, p. 21). В этом смысле и "Эвпалинос" может рассматриваться как своего рода внутренний диалог, в котором слиты лирика самоутверждения и анализ самоотрицания, воплотившиеся в фигурах Эвпалиноса и Сократа. Жизнь, отданная внешнему миру, созданию прекрасных форм, противополагается жизни, проведенной в самоуглублении, в познании человека и его разума.

Валери прибегал к диалогической форме не только в прямом виде, как. например, в "Навязчивой идее", в "Диалоге о дереве", в "Беседах", включенных в сборник "Смесь", в своих драматических произведениях ("Амфион", "Семирамида", "Мой Фауст"), но и менее явно в своей поэзии, особенно в "Юной Парке".

Исходной темой "Эвпалиноса" является архитектура, которой Валери увлекался с юношеских лет. "Моей первой страстью, -- писал он, -- была архитектура ... как кораблей, так и наземных построек" (Gabiers, t. VI, p. 917). Одно из его ранних эссе, "Парадокс об архитектуре" (1890), уже связывает через тему Орфея зодчество с музыкой. Искусству строителя посвящены в значительной мере мелодрама "Амфион" и особенно выступление "История "Амфиона" (1932).

В зодчестве Валери находил высшее воплощение идеи конструирования, "которое представляет собой переход от беспорядка к порядку и использование произвольного для достижения необходимого" (Oeuvres, t. II, о. 1277).

Перейти на страницу:

Похожие книги

The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное