Об искусстве

Валери лишает эту проблему метафизической окраски, которая очевидна у Малларме; он находит в танце, вслед за архитектурой, образец формального искусства, выражающего в чистом виде природные связи и отношения, "natura naturane" в ее динамической сущности.

11 В этом фрагменте особенно ярко выразилась семантическая многослойность, которой так часто стремится достичь Валери в своих произведениях.

В данном случае можно выявить три семантических слоя: 1) значение буквальное: движение насекомого в поисках пищи; 2) значение образное или аллегорическое: это движение уподобляется эротическому влечению; 3) значение символическое: это движение становится символом целеустремленной мысли.

Не столько даже в тематике ряда произведений, сколько в самой системе их образной выразительности можно выявить тяготение Валери к наглядной символико-мифологической форме.

12 Возможный намек на развиваемую Сократом в платоновском "Тимее" идею о врожденном, дремлющем знании и познании в результате припоминания (см. Платон, Сочинения в 3-х томах, т. I, М., 1968, стр. 384 и далее).

13 Этот фрагмент позволяет провести аналогию между идеями Валери и взглядами на искусство Хогарта. Хогарт, видевший основное достоинство искусства в разнообразии, считал основным его проявлением движение, и в частности танец, а наилучшим символом движения -огонь. Именно в связи с этим он полагает также, что искусство должно прежде всего избавлять человека от скуки (см., например: К. Гилберт, Г. Кун, История эстетики, стр. 279-- 281).

14 Мгновенность, как временной признак эстетического эффекта (см. "Смесь"), по своей сути адекватна у Валери мгновенности приобщения художника к "реальному -- чувственному -- настоящему"

(Cahiers, t. XX, p. 485). Вот почему Атиктея в своем "огненном" движении преодолевает неизбывную тоску, на которую обречено рефлектирующее сознание. Меланхолии, которая в традиции возрожденческого неоплатонизма связывается с творческим гением, его "божественным неистовством" и созерцательным "воспарением", здесь не случайно противопоставлен самодовлеющий, почти космический восторг тела: в этом эстетико-эротическом "космизме" Прекрасное не только спонтанно и сакрализованно, но именно в своем самозарождении и экстатичности оно противостоит умопостигаемой Истине. (Валери близок здесь ряду представителей философии жизни; ср. также комментарий к фрагментам из "Тетрадей" -- о "вертикальности" слова в новейшей поэзии). В этом же плане звучит весьма недвусмысленная критика (или "самокритика") Сократа в обоих диалогах, что не обошлось, очевидно, без влияния Ницше: Валери явно обращается к досократовской натурфилософской и мифологической традиции.

15 Валери говорит в "Философии танца", что это искусство "выводится непосредственно из самой жизни, ибо оно не что иное, как действие всего человеческого тела, -- но действие, перенесенное в иной мир, в своего рода пространство -- время, которое становится отличным от того, какое мы наблюдаем в обыденной жизни" (Oeuvres, t. I, p. 1391). Как раз в силу того, что танец -- это искусство тела, он, полагает Валери, обнаруживает в наиболее чистом виде ту организацию времени -- пространства, которая присуща всем искусствам. Но в отличие от архитектуры, именно время является в танце организующим принципом. Атиктея строит посредством ритма своих движений внутреннее время танца, и в ее бесконечных превращениях, в ее вездесущности это время становится как бы прообразом мгновения -вечности.

Несомненно, что во всех этих рассуждениях Сократа в "Душе и танце" сказывается огромный интерес, который питал Валери к теории относительности (ср.: "Принцип относительности, говоря о неоднородных пространствах и строя формулы относительно перехода от одного пространства к другому, снова делает мыслимым оборотничество и чудо" -- А. Ф. Лосев, Диалектика мифа, стр. 24; см. также: В. Г. Б о г о р а з, Эйнштейн и религия, М. -- Л., 1923). Однако он и в данном случае лишь предельно развил идеи Малларме, который видел в танцовщице своего рода функцию пространства и времени (см.: S. Mallarmй, Oeuvres complиtes, pp. 303-- 309). Особенно же важна для него была мысль Малларме о том, что тело, которое полностью растворяет себя в движениях и метаморфозах танца, тем самым полностью утрачивает свою связь с конкретной личностью. Все это соотносилось у Валери как с принципом безличности творческого акта художника, так и с представлением о художественном гении -- его всеобъемлющем протеизме и орфической сущности (см. "Речь о Гете" -- Oeuvres, t. I, p. 531).

Проблема музеев

Впервые опубликовано в 1923 г. в журнале "Голуа".

1 Ср.: "Лишь Музей ... позволяет увидеть стили, но при этом он придает их подлинной ценности ложную значимость, отрывая их от случайностей, в гуще которых они родились, и внушая нам, что некие Сверххудожники, некие "фатальности" искони направляли руку художников" (M. Merleau-Pоnty, La prose du monde, Paris, 1969, p. 102).