Обряд копья

И началось! Первую же палку, которую осторожно бросил Дрек, я разрубил пополам, чем вызвал ликующие крики ребят! На них даже снова прибежала Лиме, но не стала подходить близко, стала наблюдать за нашей игрой со стороны, чем меня страшно смущала.

Каждый из детей кинул в меня по снаряду, но я больше не смог повторить свой успех с разрубанием, как ни старался, лишь дважды ещё смог отбить. И после из группы ко мне подошёл Дрек и, сияя, протянул мне руку.

— Нет! — тут же я понял, чего он хочет. — Я поклялся Трогу никому не давать кинжал, вот.

И показал ребятне левую ладонь, где остался тонкий длинный шрам. Он зарос сразу ещё у Трога, но его мазь не скрывала шрамы, так что эта белая полоска теперь со мной навсегда. Расстроенный хор был мне ответом.

— Ну, тогда я буду палкой отбивать, я тоже хочу уметь! — упрямо мотнул головой Дрек, длинные белые волосы разлетелись в стороны и собрались назад, будто вихрь.

— Тогда давай вместе стоять, так и веселее будет, и моя тренировка лучше пойдёт, — сказал я после недолгих размышлений.

На том и сошлись. Дети менялись по возрасту, а я стоял и стоял, пока не устал и не захотел сам побросать. Потом снова вернулся. Мы и не заметили, как солнце стало клониться к закату, нас позвали на ужин. А потом был традиционный рассказ перед сном.

Сегодня была моя очередь разжигать костёр. И в этот раз я подошёл к задаче со всей ответственностью, прямо кинжалом нарезал щепок, сложил шалаш и придирчиво его осматривал, пока не пришёл Мимс. Он был ещё совсем молод, на одно цветение старше меня, его чёрные волосы терялись в темноте. Молодой ещё, но умел рассказывать истории красиво. Правда, иногда он рассказывал чужие, изрядно привирая, но всё равно интересно. Его нож встретился с огнивом, высекая искры — его стихия не могла разжечь огонь, да и познал он её ещё очень плохо, едва мог сделать покров.

— Сегодня расскажу про последнюю охоту, — сказал он, когда огонь разгорелся достаточно высоко. — Я ходил с отцом четыре дня назад, аккурат перед сиянием получилось. Пошли мы за Северную гору, добрались до Бурной и вдоль неё пошли дальше. Первый день нам никто не попался, будто спрятались все, а вы знаете, что это значит?

Мы знали: это значит, что там появился сильный чужой.

— Да! — восторженно воскликнула ребятня.

— Вот и мы сразу всё поняли и искали следы. Я же шёл, предвкушая первую победу над чужим! Охотники только тогда считаются взрослыми, когда убили своего первого! Вот!

Вот это да! В тринадцать первого чужого!!

— И вот, идём мы, идём, папа смотрит все следы и показывает мне, рассказывает, что как. И тут он встаёт, как вкопанный, бледнеет весь. Я смотрю туда же, куда и он, а там следы, вроде человеческих. И стою, пытаюсь понять, что не так. Ну, прошёл тут кто-то до нас — чего всполошился то? А папа уже и оружие взял в руки, оборачивается и говорит, значит, что мы бежим назад, я впереди. И я такой: что случилось, то, пап? А он мне и отвечает, что следы это не человека, а чужака, вот так вот.

Чужак! Рядом с деревней! Это плохо! Очень плохо! Но, когда увидел перепуганные наши лица, Мимс широко улыбнулся, выдержал паузу и продолжил.

— Ну, мы и побежали. Я бежал впереди со всех ног, сзади не спеша шёл папа, крутил головой и следил за лесом. У него же ветер в крови блуждает, ему и бежать не надо, а всё одно быстрее всех. И вот, значит, добрались мы до Северной горы, я уже еле дышу, в голове пустота — лишь бы бежать быстрее. Как я завидовал тогда отцу, что у него ветер. Вижу, из-за дерева выходит человек, ну я ему машу и кричу, что надо бежать. Моргнул, а папа уже у него за спиной и рубит со всей силы своим топором, вот только папина стихия не очень подходит против чужих. Все знают, что Алес лучший разведчик в деревне, — гордо произнёс он. И да, это действительно было так, Алес мог за день обойти все горы и вернуться свежим ещё до ужина. Ещё и не было ему равных в чтении следов. — Но в прямом бою папа слаб, стихия лишь защищает его тело и оружие, но не режет, как ветер Вали. И вот, папа пытается отрубить чужаку ногу, а он это игнорирует. Ну, будто увидел во мне котлету, попёр прямо на меня. А я перетрухал так, что аж описался, ну а как вы себе это представляете? Чужак отожравшийся, высотой как два меня, из толстого пуза на меня смотрит человечий глаз, весь покрыт стальной чужешерстью. Я уже думал кричать папе, чтобы он уходил, а сам готовился в последний путь, но вместо того, чтобы упасть от страха, я вошёл в пустоту. А там моя стихия сияет и подсказывает мне что делать.

Мимс замолчал, деловито снял с пояса флягу, не спеша открыл её, шумно отхлебнул под горящими взглядами детей. Напившись, он крякнул и, молча, стал закрывать — вешать флягу на место. Он всегда так делал. В самом интересном месте замолкал.

— Так, на чём я там остановился?

— На том, что твоя стихия сияла в пустоте! — вразнобой закричали ребята.