Один Год

Двумя часами позже за окном было по-прежнему темно, но каждая вещь в электрическом свете заблестела, как новенькая; Виктория не упустила ничего, кроме окон, которые хорошо моются только при солнечном свете. Но, по-прежнему слишком возбужденная, чтобы вернуться в постель, она принялась за систематическую инвентаризацию дома. Она сама чувствовала, как лихорадочно это у нее выходит, и издевалась над этой своей лихорадочностью, время от времени разражаясь коротким смехом. Один за другим она открывала шкафы, ящики, протирала их тряпкой, предварительно вытряхнув содержимое, а потом, перетерев каждую вещь, раскладывала все по местам. Сперва первый этаж, потом второй: свою спальню, потом вторую спальню, и так дошла до шкафа, в котором, в нижнем ящике, там же, где мячи для гольфа, хранились у нее под простынями наличные. Было около шести утра.

Но, сняв простыни, она замерла на добрых полминуты, пытаясь осознать увиденное. Потом сунула руку в глубину шкафа, пошарила несколько раз, словно все никак не могла убедиться в том, что мячи-то все до одного на месте, а вот из денег не осталось ни единой купюры. Все деньги исчезли.

Вымытая, накрашенная, надушенная, незадолго до полудня Виктория присела на террасе одного припортового кафе. Небо, как и накануне, было в тучах, воздух сырой и свежий, столы усеяны мельчайшими каплями, и никого, кроме нее, не было на этой террасе. Виктория выглядела спокойной, хотя мысленно вновь и вновь переживала сцену с пустым ящиком шкафа. В этот миг обычный шум и гам сменялся куда более грозной тишиной. Виктория, внаклонку стоявшая перед шкафом, медленно выпрямлялась, потом сразу опять нагибалась, чтобы выдернуть пустой ящик из ячейки и заглянуть еще, в самую глубину, как будто бумажные деньги могли провалиться сквозь дубовые доски. Она даже потрясла опрокинутый ящик, но оттуда медленно вылетели только какие-то крошки. Затем, держа его за ручку, как чемодан, она пошла к себе в комнату, за окном которой, не спеша, занимался день. Проходя мимо зеркала, она остановилась, потом, поймав в нем отражение своего лица, уронила ящик к ногам.

Но теперь Виктория взяла себя в руки и терпеливо ждет, однако Жерар не появляется к тринадцати часам, как обычно. Беспорядочно прибывают другие, более или менее довольные тем, что видят Викторию, и она дает им время попить кофе, а уж потом спрашивает, спокойно так спрашивает, где можно найти Жерара. Но ни Фред, ни Крис, ни Гаэль не могут ей ответить, они сами его три дня не видели; кстати, Карло тоже исчез одновременно с ним. Биль ведет себя уклончивее, в глазах мстительные огоньки, но остальные держатся искренне, впечатлительный Бен даже беспокоится. Немного погодя Жильбер, к которому не так легко подступиться, отвечает на вопрос Виктории, так же как остальные, но при этом улыбается нехорошей улыбкой и гладит свою борзую.

Вернувшись во флигель, тот, где гольф, Виктория поспешно прикинула, что происходит, и подвела баланс. Сперва — что происходит: ничто не доказывало, что Жерар причастен к исчезновению денег, откровенно говоря, с тем же успехом можно было бы утверждать, что Виктория причастна к смерти Феликса, но все равно нельзя было просто отмахнуться от подозрений, пренебречь серьезными аргументами. Разумеется, ей нечего было и думать о том, чтобы прибегнуть к услугам полиции, и Жерар, судя по всему, это понял. Значит, оставалось единственное решение — податься из этих мест в другие, менее разорительные. Впрочем, три месяца, на которые было снято жилье, истекали вместе с зимой. Она позвонила Ноэли Валлад — ключи отдать, и та как будто не оценила чистоты во флигеле, просто провела пальчиком по каминной плите, но как всегда, не касаясь поверхности, и Виктория чуть было не рассказала ей, что произошло.

Затем был подведен баланс: насчитав у себя в бумажнике две тысячи сто двадцать франков, Виктория отправилась в местное отделение своего банка и там из осторожности не обратилась ни к кому из служащих. Банковский автомат самообслуживания выдал ей плохо пропечатанный итог: сумма у нее на счету достигала семи тысяч девятисот тридцати девяти франков. Набрав свой код на клавиатуре автомата, она почувствовала страх, а вдруг ее ищут и по коду мигом вычислят, где она. Но ничья рука не опустилась ей на плечо, никакая автомобильная дверца, когда она вышла на улицу, не распахнулась, преграждая ей путь. Итак, на этот день ее достояние достигало десяти с хвостиком тысяч, больше, чем ничего, но, если кроме этого рассчитывать не на что, то о чем говорить.