Одна на двоих жизнь (СИ)

Несколько минут никто не подходит ко мне, накатывает безразличие, и в тоже время остывшее от драки тело посещает масса неприятных ощущений: боль от ран, слабость и озноб. Я лежу и стучу зубами, не ожидая ничего и никого, просто чувствуя себя, как какое-нибудь дикое раненое животное.

- Плохо вам, Райт?

- Кто вы?

- Плохо, я вижу, - мой собеседник не спешит подойти, разглядывая меня со стороны, - надеюсь, вы не потеряете сознание прежде, чем я закончу говорить?

- И не надейтесь!

- Храбритесь? А вы молодец! Ладно, приступим к делу. Скажу вам честно, меня устраивает, что все так повернулось. Согласись вы сотрудничать с лефтхэндом, и мы потеряли бы бесценную возможность исследовать особенности вашего уникального организма. Вы, конечно, скажете, что это бесполезно, ведь лучшие нейрофизиологи Великой Оримской империи не сумели найти корень зла в вашем теле. Но у них не было тех возможностей, которые имеем мы. Здесь, в Акваториуме Шурта, вас не защитят гуманные оримские законы, и мои специалисты сумеют выбить из глубин вашего мозга все тайны.

О! Я вижу, вам страшно? Что ж, добровольное сотрудничество упростит нашу работу и сделает ваше дальнейшее пребывание на Шурте более комфортным.

- Обломись, собака! – отвечаю я.

Он делает шаг, его фигуру в деловом костюме (выпендривается, сволочь!) заливает яркий режущий глаза свет, и слезы текут уже ручьями, но у меня получается разглядеть вздернутый нос, широкое скуластое лицо, лоб с большими буграми. Теперь я его уже не спутаю ни с кем!

- Как грубо, - укоризненно качает он головой, - и совершенно бесполезно. Мы не знакомы, но я знаю о вас больше, чем вы сами знаете о себе. Вы – форменный психопат и убийца, ваши реакции на события не отличаются разнообразием, их легко предсказать. Вы сначала делаете, а потом долго и мучительно рефлексируете, часто приходя к совершенно нелогичным выводам. Возможно, причина в том, что вас все используют вслепую, как марионетку. Вы не умеете строить диалог с людьми, в этом все дело. Вы слышите только себя и тех тараканов, которые в большом количестве живут в вашей голове. И это не говоря о ярко выраженном сомнамбулизме, который предупреждает о грядущем слабоумии. В вашем роду не было больных шизофренией?

- Заткнись!

- Вот! Все, что вы можете – это огрызаться, не пытаясь пойти на контакт, выслушать собеседника.

- Чего тебе надо?

- Просто чтобы вы выслушали и обдумали мои слова. У вас будет время. Поговорите об этом с братом… Да-да, а вы думали, я не знаю? Ваша зацикленность на умершем родственнике тоже весьма интересна с точки зрения нейропсихических процессов…

- Сволочь! Какая же ты сволочь! – шепчу я с яростью, понимая, что меня разводят, как старшеклассницу на секс, но ничего не могу с собой поделать.

- Ну да, ну да, - он приближается и вдруг с силой вдавливает пальцы в пропитавшуюся кровью повязку на боку. Боль при этом такая резкая, что я не могу даже выдохнуть оставшийся в легких воздух. В глазах темнеет, пальцы, похожие на шило, буровят свежую рану.

- Сестра, - непринужденно окликает мой мучитель, - поменяйте повязку. До скорого свидания, мистер Райт, поправляйтесь скорее! Нас ждет долгое и плодотворное сотрудничество.

- Он просто провоцировал тебя, чтобы посмотреть на твои реакции, - спокойно объясняешь ты, когда этот выродок убирается, - у тебя в изголовье энцефалограф стоит. Вначале тебя напугали, потом разозлили, заставили испытывать стыд, а затем – сильную боль. У меня нехорошие подозрения, что в твоем бывшем секретном подразделении «М» имелся осведомитель.

- Это и я уже сообразил, - отзываюсь я. На меня накатывает усталая обреченность. По левому боку разливается жгучая боль, которая буквально сжигает меня дотла.

- Как думаешь, кто? Бэтти?

Похоже на то. Не хочется грешить на девчонку, но подозревать Веньяра или Рэндела кажется немыслимым.

Ты наклоняешься, поправляя простынь, накрывающую мою перетянутую бинтами грудь. В глазах мучительное сочувствие мешается с чем-то непонятным: стремлением ободрить, поддержать, теплотой и гордостью.

- Корд, он ведь прав, - с трудом сквозь сжатые ознобом зубы говорю я, - я психопат. Я вижу тебя, говорю с тобой, а они там, у мониторов, строят предположения и выдумывают диагнозы. Суки! Тебя ведь нет, правда?

- Как тебе угодно, братишка, - теплые ладони гладят мне лоб и щеки, к ним хочется прижаться, как в детстве к маминым, - Дан, ты весь горишь, лихорадка началась.

- Знаю. Холодно.

Ты отыскиваешь где-то одеяло, накрываешь меня до самого подбородка. Мои руки дергаются в исступленном желании дотронуться до тебя, взять за руку, дрожь не отпускает в тепле и будто даже усиливается. Ты мягко улыбаешься, когда мне удается сжать твою ладонь, садишься на краешек каталки.

- Помнишь, как-то ты сильно порезал руку? Шел десятый день после смерти мамы, ты случайно разбил ее любимую вазу с зимними цветами.