Офелия учится плавать

Он платит за мой томатный сок, оливки и минеральную воду, прощается с хозяином заведения, поспешившим к нему и провожающим его до двери, заговорщицки улыбается мне, поднимает руку на прощание — и был таков. Люди продолжают изумленно таращиться.

Через полчаса я тоже ухожу. Иду пешком, погода великолепная, уже почти летняя, я в прекрасном настроении, постепенно начинаю испытывать голод и решаю перекусить в «Древе желаний». Кафе я обнаружила совсем недавно, оно находится напротив церкви Святого Евстафия, и за восемьдесят франков я получаю четыре маленькие мисочки с вегетарианскими индийскими кушаньями, суп и десерт, а потом еще и успеваю на свое свидание.

В «Сансете» я встречаюсь с одним американским гитаристом по имени Бадди. Он уже несколько недель не отходит от меня, симпатичный парень, интересует меня, правда, не слишком. Бадди родом из Лос-Анджелеса, он музыкант, хочет испытать здесь свое счастье, потому что в Америке слишком велика конкуренция.

В Европе, объясняет он мне, меньше хороших джазистов, здесь имеют шанс и музыканты второго сорта. К сожалению, он действительно второсортный. Дважды я слышала его игру, и оба раза он меня разочаровал. Он ничего не зарабатывает, ютится в комнате для прислуги в доме на площади Италии (ужасная местность), ему двадцать два года, и он живет на свои сбережения. Поскольку доллар довольно сильно поднялся, ему хватает.

В начале двенадцатого я в «Сансете», и маленькую жилистую фигурку Бадди с волосами до плеч невозможно не заметить. Он сидит сзади, у стены, занял для меня место и машет мне. На нем узкие линялые джинсы и черный кожаный ремень с латунной пряжкой, на ногах ковбойские сапоги, богато расшитые, на высоких скошенных каблуках. У него довольно большие белые зубы, и весь он напоминает мне хомяка.

— Привет, Бадди!

— Привет тебе!

Я сажусь рядом с ним на жесткую скамейку, и он целует меня в обе щеки, как это принято в Париже. У Бадди есть один неоспоримый плюс — он знает всех музыкантов Парижа. Он всегда в курсе, кто где играет, кто когда приедет в Париж, еще до того, как это появится в программах. Он знаком с владельцами всех клубов и вот разузнал, что Тедди Эдвардс сегодня в Париже, совершенно случайно и неофициально. Конечно, он сообщил мне об этом по телефону, ведь это событие! Клуб полон. Все поклонники джаза слетелись сюда. Вижу много знакомых лиц, здороваюсь налево и направо, чувствую себя как дома. Тедди Эдвардс вчера еще был в Нью-Йорке, почти не спал в самолете, разница во времени сказывается на нем, но играет он потрясающе. Из своего саксофона он извлекает такие мягкие, ласкающие звуки, что у меня выступают слезы. Его композицией «нежность» все очарованы.

Я сижу в полумраке, прислонившись к стене, закрываю глаза от блаженства и отдаюсь во власть музыки. Но в полночь, после первого выступления, я встаю и к большому разочарованию Бадди еду домой. Денег на такси у меня как раз хватает.

— Приедешь завтра в «Труа Майе»? — кричит он мне вслед. — Будут петь мои друзья из Калифорнии. Церковный джаз. Впервые в Париже. Ты должна это услышать.

— Может, приду. Сколько они пробудут?

— Только три дня.

— Хорошо, приду. Не завтра, так послезавтра. Адъе, Бадди! Я позвоню тебе!

В действительности все мои помысли устремлены не к церковному джазу, а к Ривере. Поэтому я еду домой. Я хочу выспаться, завтра мне предстоит многое сделать. Правда, моя интуиция говорит, что маэстро мне не подходит. Но почему бы иногда не рискнуть. Я хочу новых ощущений. Итак, в «Риц» я пойду, во что бы то ни стало!

Конечно, я твердо знаю, что Ривера хочет со мной не только поесть. А чего хочу я? Чтобы он в меня влюбился, конечно! Значит, завтра буду разыгрывать спектакль. Буду играть идеальную спутницу знаменитых мужчин по принципу: будь красивой и помалкивай. К сожалению, это все еще срабатывает. (Не забывать восхищенные взгляды!) Буду таинственно молчать и посылать эротические сигналы. Если это не вскружит ему голову, то я не Офелия.

Но человек предполагает, а Бог располагает. Так уж испокон веку. И меня ожидает приключение, такое причудливое и сумасбродное, что я не забуду его до конца моей жизни.

Прежде чем я отважусь явиться к Реджинальдо Ривере в фешенебельный отель «Риц», мне надо решить одну проблему практического свойства. Мне нечего надеть в буквальном смысле слова. Платье с пуговками висит на мне, в нем уже не поразишь ничье воображение. Брюки и блузки не слишком изысканны. Никогда я больше не предстану в них перед его избалованными очами.

Я знаю высший свет. В Голливуде у меня было достаточно времени изучить его. Эти люди не только встречают по одежке! Знания, шарм и мастерство тоже ценятся, но одежда важнее. Сначала то, что лежит на поверхности! Все остальное вторично. Если платье не в порядке, значит и под ним не может быть ничего хорошего. А благосклонно принимаются в этих кругах лишь платья от Ив Сен-Лорана, Шакока, Диора, Монтаны, Кастельбажака, словом, «от кутюр», которые, как любому известно, стоят кучу денег.