Огюст Бланки

— Кто вам сказал, что я могу сделать это? Я не моряк и не рыбак, я крестьянин. Я работаю только на земле.

Тревога охватывает беглецов. Но, оказывается, еще ничего не потеряно. Из темноты раздается другой, мужской молодой голос. Это племянник хозяина. Бланки предлагает ему одеться и поговорить наедине. Втроем они выходят из дома. Бланки прямо объясняет этому двадцатилетнему парню, что они бежали из тюрьмы, и предлагает ему пятьсот франков, если он быстро перевезет их через пролив. Но парень разводит руками и показывает на море: о берег действительно бьет такая волна, что лодка мгновенно будет разбита в щепки. Надо подождать до утра. Но завтра он не может помочь: его как раз призывают на военную службу. Ведь началась война с Россией, и завтра утром он должен прибыть на сборный пункт. Но у него есть надежный друг, который переправит их не хуже его. Ну что ж, тогда названную сумму придется поделить на двоих.

— Что вы, это неважно. Поверьте, я действую не из интереса, а из-за сочувствия к вам. Ведь вы же не какие-то уголовники. Будьте покойны. Через день вы будете в море. Верьте мне.

Бланки и Казаван совершенно успокоены. Им очень повезло, что они встретили такого симпатичного парня. На ночь их устраивают на сеновале, приносят еду. Правда, за все и всем они тут же щедро платят. Потом долго лежат без сна. Не дает заснуть не столько грубая солома, сколько страшное нервное напряжение. Но вот наступает утро, прекращается дождь, проясняется небо, становится теплее. Главное — свобода. Они уже на свободе!

Раздается шум. Может быть, молодой моряк привел своего друга и они отправятся в путь? Но почему эти крики, топот множества ног и знакомый лязг оружия? Бланки узнает грубый и громкий голос Дерешефа, начальника тюремной охраны. Беглецов сбрасывают с чердака сарая, сразу злобно избивают, сдирают с них одежду в поисках оружия. Но находят лишь деньги. Они окружены целой толпой жандармов и солдат, за которыми любопытные лица крестьян. Беглецов связывают. Бланки покидают силы, его трясет лихорадка, но он, как и Казаван, не произносит ни слова. Связанными их везут назад, в тюрьму, под охраной огромного конвоя.

Бланки так рассказывал потом об этом трагическом возвращении: «Было тихое, прекрасное утро. Дождь перестал. Море еще шумело, затихая, и легкий северо-западный ветер вращал крылья мельниц. Небо серое, но облака поднялись уже высоко. В вышине весело пел жаворонок. Это уже не был заколдованный остров с крутыми тропинками и фантастическими образами. Чародейство ночи исчезло без следа. Широкое, прямое шоссе прорезало долину, по которой были разбросаны селения».

Обаятельный молодой моряк, заверивший Бланки и Казавана в своей верности, сразу отправился в Ле Пале, явился в крепость и доложил о беглецах. Он предпочел получить установленную доносчикам награду в пятьдесят франков за каждого заключенного более высокой, но рискованной плате за доставку их на материк. Вскоре на полученные за предательство и взятые в задаток у беглецов деньги был построен новый дом. Он сохранялся еще в самом конце XIX века, хотя и носил на себе следы двух поджогов. Крестьяне называли его «замок Бланки». Об этом рассказал первый биограф Бланки Гюстав Жеффруа, посетивший Бель-Иль спустя более тридцати лет после побега. «Он приходит», — шепотом говорили ему суеверные местные жители, верившие, что дом посещает призрак Бланки…

Пойманных и возвращенных узников сразу бросили в карцер. Но это был не тот карцер, где уже побывал Бланки. В глубоком подземелье замка Фуке имелись крохотные каменные норы, где заключенный почти без света проводил время на досках, спасая от крыс на специальной полке полагающийся ему кусок хлеба. Правда, осмотревший Бланки тюремный врач нашел его в таком безнадежно больном состоянии, что прописал ему молоко и настой из трав, чтобы он не умер, не отбыв полностью свой срок заключения. 29 дней провел Бланки в каменном сыром мешке, прежде чем его вернули в обычную камеру. Но теперь над ним был установлен такой контроль, что побег исключался навсегда. Бланки лишили права переписки. Но он смог получать газеты и книги, снова предаться бесконечному чтению. Теперь только мать с огромным трудом обеспечивала связь с внешним миром.

Побег Бланки и Казавана и его неудачу тяжело переживали все заключенные, если не считать Барбеса, который откровенно злорадствовал. Чувство безнадежности, апатия, отчаяние охватили большинство этих участников революционного движения. В октябре 1853 года Бланки писал: «У нас не существует больше тюрьмы политических заключенных. Осталась только жалкая толпа людей, ждущих с нетерпеньем, когда из Парижа придет помилование. Непреклонные составляют незначительное меньшинство».

Бланки оставался непреклонным, но еще более замкнутым в тесный мир своих душевных переживаний и напряженной работы мысли. Именно в связи с неудачным побегом из Бель-Иль Бланки написал: «Терпенье необходимо всегда, но покорность никогда». Пожалуй, эти слова можно считать девизом всей его жизни.