Огненная дуга

Танкист Яблочков с утра уходил в соседний танковый батальон и там отводил душу, принимая горячее участие в ремонте и осмотре машин. До войны он был шофером московского таксомоторного парка, офицерское звание получил за отчаянную храбрость, о ней же явственно свидетельствовали многочисленные ордена, которые он надевал только в самых парадных случаях, да еще в те дни, когда друзья делегировали его для переговоров с начальником административно-хозяйственной части или в военторг. В такие экспедиции он ходил с удовольствием и всегда успешно, так что вопросы дополнительного снабжения лежали на нем.

Из пехотных офицеров Сибирцеву понравился Серебров, бухгалтер по профессии, уже немолодой человек, призванный из запаса, очень тихий и покладистый, всегда готовый помочь товарищу. Целыми днями он читал все, что попадалось под руку. Сибирцев видел его то с томиком исследований о Пушкине, то с церковным календарем, то с уголовным романом, найденным на чердаке помещичьего дома.

Но однажды Власов попросил у капитана какую-то черную тетрадь. Серебров, смущенно покашливая, выполнил просьбу. Власов быстро перелистал несколько страниц, ища нужную ему запись. Сибирцев из-под его руки увидел тщательно выполненные наброски местностей, где, по-видимому, протекали операции роты Сереброва. На обороте этих точных зарисовок были перечислены фамилии бойцов, отличившихся в боях, указаны имена раненых и убитых, а ниже, под толстой жирной чертой, чем-то похожей на итоговую, подведены цифровые результаты боя. Строгой колонкой были перечислены подбитые танки, снятые мины, убитые немцы, и всегда сальдо этой своеобразной приходо-расходной книги было в пользу капитана Сереброва.

Этот незначительный случай вызвал у Сибирцева особый интерес к скромному капитану. Позже он имел случай внимательно изучить «кассовую» книгу Сереброва. И он убедился — капитан воевал прекрасно! В бой он вступил командиром взвода во время Курско-Орловской операции, а теперь это был смелый, думающий командир, который справился бы наверняка и с полком.

Но сам Серебров, ожидая, что его назначат командовать батальоном, говорил об этом с боязнью. Сибирцев спросил его, почему он боится повышения. Серебров ответил:

— А как же, товарищ майор, ведь батальон — это уже сложное войсковое подразделение! А если я не справлюсь? Подумайте, сколько людей под моей ответственностью?

— Ничего, — перебил его артиллерист Власов, — справимся! Теперь-то мы научились воевать! Мне вот тоже дают батальон, а уже полчок получить хотелось бы, все-таки можно больше дел наделать…

Серебров как-то даже испуганно помахал маленькой сухой рукой.

— Что ты, что ты, ведь это батальон! — Он поднял палец к уху, помахивая им и как бы прислушиваясь к звучанию слова, и вновь проговорил: — Батальон, это надо понять. А ведь я до войны только и учился что на летних лагерных сборах! Как же я буду командовать?

— Ну, знаете, капитан, — засмеялся Сибирцев, — вы такую военную академию прошли, что с вами ни один штабной не сравнится…

— Вы это серьезно говорите?

— Вполне.

Серебров подумал немного, потом вздохнул и сказал:

— Нет, все равно боюсь… — и ушел из комнаты, маленький, сухонький, склонив голову к правому плечу.

А на следующий день он был срочно вызван в штаб армии и уехал на фронт принимать батальон.

На другой день после ухода Сереброва старший лейтенант Ворон тоже добился, чтобы его отправили на передовые, и именно в батальон Сереброва. А вечером бывший шофер-лихач, а нынче отважный командир танковой роты, старший лейтенант Яблочков доложил остающимся, что за ним пришла машина — пора и ему на фронт.

4

Все разговоры о том, чтобы пойти «в полчок» или командовать батальоном, кончились. Начальство решило, что майор Сибирцев, знающий язык врага и специально обученный штабной работе, должен пойти в один из отделов штаба армии. А начальству виднее — как оно решило, так и будет.

Одно утешение осталось у Сибирцева: на этой работе он окажется ближе к Марине. Не расстоянием — оно осталось таким же далеким, — а сходством работы, общностью интересов. Теперь, казалось ему, немедленно и из первых рук получит он сведения о жене.

Но, представляясь своему будущему начальнику, он чувствовал предательские перебои сердца.

Внешний вид известного разведчика очень удивил Сибирцева. Перед молодым офицером стоял пожилой, усталый человек, с лысинкой, похожей на большую медную монету, с брюшком, откровенно выпиравшим из-под мундира. очень похожий на какого-нибудь начальника маленького треста, кабинетного деятеля, вся дорога которого — от стола до автомобиля. А Сибирцев уже был наслышан, что Масленников много работал за границей, знает четыре языка, во время войны не однажды совершал прыжки с парашютом в тыл противника… И это несоответствие между делами Масленникова и его обликом поразило Сибирцева.

Выслушав короткий рапорт молодого офицера и порасспросив его о прошлой службе, Масленников вдруг хмуро сказал: