Разговор угасал, как костер, когда в него набросаешь сырых дров. Они уже позавтракали, но все еще сидели за столом.
— Скажите,— нарушила молчание Ядвися,— можно ли убежать из лагеря? Из тюрем и то убегали...
Ему показалось, что женщина упрекает его и всех тех, кто остался за проволокой. "Неужели она не понимает, что таким, как я, уже не до побегов?" — подумал он.
— Там все раненые...— сказал он.
Они снова помолчали. Ядвися что-то обдумывала.
— Нам здоровые нужны... Такие, чтоб воевать могли...
"О чем она говорит?" — удивился Чабановский.
— По моему бабьему разумению, лучше уж от пули умереть, чем вот так страдать...
— Это правда. Только я не совсем вас понимаю. Без оружия какие мы вояки?..
Она горько улыбнулась.
— Порастеряли свое оружие. Я вот в лесу новенькие винтовки нашла.
Чабановский хотел возразить, но понял, что не следует: разве объяснишь, как все произошло.
— Муж просил,— помолчав, начала Ядвися,— чтоб я помогла ему найти товарищей, да таких, что на все готовы: и на борьбу, и на смерть, чтоб, как и он, немцев ненавидели...
Чабановский молча слушал ее и удивлялся: какая женщина встретилась ему в жизни!
— Ядвига Казимировна,— расчувствовался он,— скажите своему мужу, я сделаю все, что он прикажет...
Вечером того же дня Ядвися отвезла Чабановского к своей тетке. Два человека, которым уготована была суровая судьба, встретились на глухих нехоженых тропках войны, чтобы уж больше никогда не разлучаться до самой смерти.
21
В лагерь "Барвин перевоз" для расследования дела о побеге был послан капитан Рипше в сопровождении двух мотоциклистов.
Старый, видавший виды автомобиль пробирался по размытой, топкой дороге. Дождь косо хлестал по ветровому стеклу. Машина буксовала на крутых глинистых пригорках. До лагеря не доехали, увязли в грязи.
Рипше перебрался в коляску мотоциклиста. Он прятал мокрое обрюзгшее лицо в жесткий, как жесть, черный плащ, проклинал дождь, грязь, дорогу и начальника лагеря Нойклинца, задавшего столько хлопот.
Расследование было проведено быстро. Рипше написал короткое донесение, на основании которого командование приняло решение ликвидировать лагерь.
В десять часов утра, когда с облачного неба вдруг посыпался снег, военнопленным приказали строиться на мокром поле. Конвой не спешил. Военнопленные дрожали от холода, тяжелораненые тут же падали на землю.
Только часа через два нестройная серая колонна тронулась с места, выстилая дорогу трупами. До самого города не смолкали выстрелы, и после каждого из них кто-то навсегда оставался лежать на холодной мокрой земле.
До города дошло человек пятьдесят. Их гнали по центральной улице, но уже не стреляли — пусть народ видит, что немцы хорошо относятся к пленным.
Концом путешествия оказался старый товарный вагон, стоявший на запасном пути. Пленных загнали туда. Кто-то из немцев-конвоиров написал мелом на стенке вагона: "Тифозный".
Через три дня вагон прицепили к составу, отправлявшемуся на спецобработку, как говорили эсэсовцы, в концентрационный лагерь. Но там уже не было ни одного живого человека.
Операция по ликвидации лагеря военнопленных закончилась донесением начальника группы лагерей подполковника Циплица в Берлин:
"В связи с массовыми побегами военнопленных из лагеря "Барвин перевоз", о которых я докладывал, сообщаю:
а) Принятыми мерами все пытавшиеся убежать из лагеря пойманы и расстреляны.
б) Лагерь ликвидирован, как неприспособленный для дальнейшего приема пленных.
в) Военнопленные направлены в концентрационные лагеря, согласно указанию полиции СД для проведения спецобработки".
Пунктуальный Циплиц ошибся. Пятеро пленных все же смогли убежать.
22
По сведениям, имевшимся у Карла Ланге, здесь, в городе, осталось, правда, не очень разветвленное, подполье. Руководить им должен был Петриков, секретарь одного из городских райкомов партии. Теперь он жил под именем Николая Семеновича Филимонова.
На конспиративной квартире, куда Ланге зашел через день после прибытия в город, к нему отнеслись недоверчиво. Трусливая, нервная хозяйка испуганно смотрела на чужого неизвестного человека и в ответ на прямой вопрос — где Филимонов — закричала: "Ничего я не знаю... Не знаю, говорю вам". На пароль она не ответила, хотя Ланге видел, что пароль ей известен.
За станцией в поселке Елаги, Карл Эрнестович нашел запасную квартиру. Помещалась она в бараке, теперь заселенном погорельцами. Старый усатый железнодорожник долго молчал, услышав пароль, присматривался к Ланге так, словно хотел запомнить его на всю жизнь. Наконец ответил и тут же приложил палец к губам. Ланге понял. Разговаривать о деле в бараке опасно. Стены тонкие, из досок, каждое слово слышно в соседних квартирах. Он умышленно стал громко говорить о том, что не могло вызвать подозрения. Хозяин что-то отвечал невпопад. Ланге шепнул ему: "Пройдемся".