Огненный азимут

Они прошли через станцию между приземистыми пак­гаузами и парком, затем по узкому грязному переулку, под­нялись по перекидному мосту и перебрались на ту сторону железной дороги. Хозяин конспиративной квартиры все вре­мя оглядывался, и Ланге боялся, как бы его поведение не вызвало у немцев подозрений.

За костелом святой Варвары они вошли в дом, стоявший у самой железнодорожной линии. Смуглая курносая девочка, не прекращая игры с куклами, сказала: "Мама поезд пошла встречать. Сейчас придет..."

Ланге присматривался. "Ну и подбирают квартиры,— думал он,— ни одна не пригодна. Тут очень просто засы­паться".

За стеной прогрохотал состав. Ланге механически считал стук колес на стыках. Состав был длинный и тяжело гру­женный. В комнату вошла женщина в довоенной железно­дорожной форме, нерешительно остановилась на пороге.

Усатый железнодорожник пошептался с ней.

— Ладно,— сказала она и позвала девочку: — Дочень­ка, пойдем поезд встречать.

Когда они вышли, железнодорожник приподнял одну доску в полу, нагнулся и крикнул:

— Андреевич, вылазь...

Из-под пола вылез обросший черной бородой человек, за­жмурил глаза от резкого света.

— Соловьев,— подал он руку.

— Рассказывайте, — приказал Ланге.

Он жалел этого сугубо штатского человека, которому выпала доля работать в подполье. Почему оставили именно его? Что он тут может сделать?

— Не знаю, с чего начать,— признался Соловьев.

— С самого начала. Только короче.

— Хорошо,— согласился тот,— я, значит, в дорпрофсоже работал. Ну, вызвали меня. Говорят, надо здесь остаться. Коммунист я, сами понимаете, согласился. Другие отказывались. У каждого, понятно, своя причина. А у меня не было причины — вот и остался... Немного страшновато было. Знае­те, с людьми же работал... То путевку не дашь, то еще что. Ну, сами понимаете, обижаются. Да я, вероятно, не о том. Вот что потом произошло. Двое наших, когда город уже загорелся, последним эшелоном выехали. Я и сам хотел, но побоялся. Оставляли же меня тут, а я вдруг уеду. Ну, еще Клава Мелешко осталась, Петриков, Любченко — из тех, ко­го я знаю. Клаву арестовали и повесили на железнодорож­ном мосту. Кто выдал — не могу сказать. Любченко в По­лоцк уехал. Там у него теща живет. А Петриков пропал. Ему еще хуже, чем мне. Сами знаете — секретарь. Выступал тут на каждом митинге. Не дай бог, кто увидит, нигде уже не спрячешься. Он тут всего дней пять жил, не больше, по­том пришел ко мне и говорит: "Я, Андреевич, на Понизовье пойду, в Кужлянье". Ходил я в то Кужлянье, но не нашел его. Наверно, по дороге немцы убили. Вот я и ожидал, все надеялся, что кто-нибудь появится.

"Спасибо тебе, хороший ты человек,— подумал Ланге.— До войны тебя, видать, не очень уважали. Больше уважали тех, кто языком болтал. А ты вон каков".

— Что вы умеете делать? Может, фотографировать или столярничать?

— Да почти ничего. Табуретку кое-как сделаю, понят­но. А разрешите узнать, зачем вам...

— Надо же как-то легализоваться. Под домом в подвале сидеть любой сможет.

— К немцам на работу идти, значит?

— И работать не как-нибудь...

— Говорили нам об этом. Только не просто у них дове­рие завоевать.

— Это само собой разумеется. Но необходимо. Знали бы вы какое-нибудь ремесло, открыли бы для вас мастерскую.

— А сапожное не подойдет? Я когда-то хорошо ремон­тировал обувь. Сам я ФЗО кончал.

— Почему же вы сразу не сказали? — удивился Ланге.

— Я и сам не знаю. Как-то неожиданно все.

— Придется привыкать...

— Мне лишь бы в подвале не сидеть.

Для получения патента не потребовалось много времени. Городская управа охотно их выдавала. Через какую-нибудь неделю Соловьев уже считался владельцем сапожной мас­терской с правом пользоваться услугами подмастерья.

Но это было только начало. Ланге хотелось наладить связь о другими подпольными группами, действующими в городе. А они, безусловно, были. Ночью вдруг сорвались с причала плоты, как бритвой срезали единственный через реку понтонный мост. Вскоре загорелись стога сена. Потом кто-то пытался поджечь хлебозавод. Часовой поднял тревогу, и пожар погасили.

Невидимая цепочка связывала все три диверсии с одной и той же боевой группой. Но где она притаилась? Кто же эти смельчаки, уже осуществившие три боевых операции?

Ланге злился, что не удается напасть на верный след, и радовался: конспирация у подпольщиков отличная. Тем сильнее хотелось встретиться с этими людьми.

Неожиданно пришла тревожная весть от Людмилы — немцы создают в городе свое подполье. Поиски пришлось прекратить. Теперь очень просто напасть на след провокатора.

Рискуя жизнью, Ланге дважды устанавливал связь с центром. Торопливо передавал сведения, потом отходил по заранее намеченному маршруту: рацию могли запеленговать.

Город не подходил для постоянной работы. А тут как снег на голову свалилось еще одно событие. О нем много и крик­ливо писала местная газетка.

Ночью был убит бургомистр города, немец по происхож­дению и, вероятно, давний резидент германского абвера. На­чались облавы, аресты, а вокруг города, на магистралях, дорогах и даже на тропинках, возникли охранные посты.