Немцы зашумели,— вероятно, советовались, что им делать. Делендик совсем осмелел. Размахивая руками, он терпеливо объяснял немцам, что картошки не даст. Женщины подбадривали старосту.
Лейтенант начал злиться. Он что-то кричал, но никто не понимал, чего он хочет. Разъярившись, он забыл все русские слова, выученные по солдатскому разговорнику.
— Пан лейтенант,— остановил его Делендик,— ты послушай, не кричи. Комендант говорит, что забирать без распоряжения никс гут. Таких мы будем задерживать и отводить к нему.
Остап красноречиво показал лейтенанту, как он отберет у солдат оружие и поведет их к коменданту. Лейтенант отстегнул кобуру. Тогда Делендик достал из шапки бумагу, подал ее лейтенанту. Тот долго смотрел, как расплываются под дождем буквы, потом скомкал бумагу, бросил себе под ноги.
Из машин выскочили солдаты, стояли, раскорячив ноги, с автоматами наготове.
— Ты будешь давайт картофель? — злобно спросил лейтенант.
— Нет, найн. Я пойду к коменданту, ферштейн? Комендант вас посадит вот, за решетку. — Делендик сплел пальцы, поднес к лицу и, круто повернувшись, побежал по полю.
Глухой выстрел вспугнул над лесом ворон. Кто-то из женщин ахнул, заглушив ладонью готовый сорваться крик. Делендик споткнулся, тихо, без крика опустился в борозду.
Немцы обступили людей, приказали грузить картошку. Люди работали торопливо, молча, украдкой посматривая туда, где лежал мертвый Делендик.
Набрав картошки, застрелив двух кабанов, с десяток овец, немцы на прощанье дали залп в воздух и уехали.
Михась тоскливо смотрел, как исчезают в потемках машины, кусал пересохшие губы. "Залечь бы в Борках и перебить бы всех фрицев!" Мысль о мести вызвала прилив бессильной ярости. "Винтовки ржавеют, а я сижу тут, как мышь нод амбаром. Когда-нибудь всех перебьют, как Делендика. Воевать надо, а не сидеть..."
Он пошел в деревню. В хате Делендика при тусклом свете коптилки женщины, обмывая покойника, рассматривали на его спине маленькую, как комариный укус, ранку. У печи рыдала жена Остапа. Под окнами и в сенях толпились люди. Полушепотом хвалили Делендика: о покойниках плохого не говорят.
Михась постоял несколько минут, раздумывая о превратностях судьбы человека. Кто знает, где настигнет тебя смерть? Теперь такое время, что можешь погибнуть в любую минуту. Перед смертью все равны — как говорят старики. Оно-то так. Но все же стародавняя мудрость где-то что-то не учла. Умирать надо гордо, не теряя своей чести. Это главное, если нет иного исхода. И еще: не ожидать бессмысленной смерти, спрятав голову, как страус. Кто убежит от своей тени? Только тот, кто спрячется в темном подземелье. Но и жить в подземелье невыносимо тяжело. Надо идти навстречу опасности, бурям и ветрам. Да, это единственное, что достойно человека.
Была уже темная ночь, и возвращаться домой не хотелось.
"Зачем? Спать, чтобы завтра снова бесконечно одолевали навязчивые мысли? Жить, чтобы выжить, или выжить, чтобы жить? Нет, жить, чтобы бороться. Бороться, чтобы побеждать. Побеждать, чтобы жить. В этом смысл".
Кто-то его окликнул.
— Кто там? — спросил он.
— Иди сюда...
Это был Лешка Лямза. Михась свернул на узкую, среди кустов крыжовника, тропинку. В конце ее, на огородах стояла Давгялова баня. Там, в предбаннике, мелькнул и пропал желтый огонек.
— Заходи, Михась.
Лешка открыл дверь, пропустил Михася. В предбаннике мидели Игорь Красневский и Микола Шлыченок. Вспотевшие и усталые, они отпиливали ствол винтовки.
На скамейке лежала гармонь. "Странное соседство",— подумал Михась.
— Зачем винтовку портите? — спросил Михась.
— А не знаешь? Обрез будет. Запихнул под полу, и не видно, — ответил Микола.
Лямза сел на скамейку, поглядывая, как хлопцы пилят железо.
Тонкая пилка скрежетала. Из-под нее сыпались на пол железные опилки.
— Слушай, Миша, а бомба на огне взорвется? — спросил Лямза.
— Наверно, взорвется,— ответил Михась.— А почему спрашиваешь?
— Мы ту бомбу из Савкиного двора сюда притащили. Хотим ее взорвать.
И вдруг Михась подумал: а что, если взорвать мост через речку? Тогда немцы в деревню больше не приедут. Товарищи его поддержали.
Бомбу несли по очереди. Парни как быстро загорелись, так быстро и остыли. По дороге к мосту они переругивались между собой: на черта такая самодеятельность, если никто не знает, взорвется ли бомба? Игорь Красневский побаивался, хотя старался держаться смело и независимо.
У реки тревожно шумели лозы. Под размытым берегом угрюмо хлюпала вода.
За горой, над городом, изредка вспыхивали ракеты, их тусклый синеватый свет далеким отблеском грозы долетал сюда, в низину.
Михась забрался под мост и приладил бомбу. Парни натаскали валежника и сложили в большую кучу. Микола зажигал спичку за спичкой, но хворост не загорался. Михась вытряхивал карманы, ища хоть какой-нибудь бумажки,— пусто. Тогда Лешка Лямза вытащил из-за пазухи наган, достал патрон, зубами вытащил пулю. Порох высыпали на клочок коры, обложили более сухими веточками. Микола поднес спичку, порох вспыхнул ярким клубком огня, сразу охватившего ветки.