Охотники за микробами

Но не забудьте, что это было время восторженных эмоций, и Будапештский конгресс собрался не столько для служения истине, сколько для того, чтобы поговорить и поспорить о спасении жизней. Собравшиеся не придавали большого значения цифрам; они мало обращали внимания на докучливых критиков, выступавших со сравнительными цифрами и диаграммами; они были возбуждены и очарованы сообщением Ру о том, что сыворотка столь быстро и чудесно понижает температуру. И Ру ответил этим критикам (под аплодисменты всего зала): «Что из того, что умирают двадцать пять больных из ста? Вспомните, что несколько лет тому назад умирали пятьдесят из ста!»

Но доктора Будапештского конгресса думали не о цифрах, и они разнесли весть о чудесной сыворотке во все уголки мира, и через несколько лет лечение дифтерии антитоксином стало уже общим правилом. И теперь вряд ли найдется один врач из тысячи, который не поручился бы головой, что антитоксин – прекрасное средство. И они безусловно правы, ибо нельзя не признать, что если антитоксин применяется в первый день заболевания, то почти все дети, за очень редкими исключениями, выздоравливают; если же бывает промедление, то заметный процент детей погибает. И в свете того, что мы в настоящее время знаем, нужно считать преступным со стороны врача, если он не пользуется антитоксином при лечении дифтерийного ребенка. Я сам, не задумываясь, пригласил бы врача для впрыскивания его своим детям. Если его действие еще не вполне выяснено, то теперь уже поздно этим заниматься, ибо, поскольку весь мир верит в антитоксин, вряд ли найдется такой храбрый и бессердечный человек, который отважится на этот опыт, который требует наука.

Но даже если антитоксин не вполне совершенное лечение, – мы знаем теперь, что опыты Ру и Беринга все же были не напрасны. Эти сведения еще слишком свежи, еще слишком газетного характера, чтобы включать их в наше повествование, но теперь уже в Нью-Йорке, под высоким руководством доктора Парка, а также по всей Америке и Германии применяется остроумный и безопасный способ иммунизации, имеющий целью превратить всех школьников в живые фабрики антитоксина. Им вводятся под кожу микроскопические дозы этого страшного яда, так чудесно видоизмененного, что он безвреден даже для недельного младенца.

Можно надеяться, что если отцы и матери согласятся с необходимостью для своих детей подвергнуться маленькому и безопасному уколу, дифтерия перестанет быть таким свирепым убийцей, каким была на протяжение многих веков.

И за это люди будут вечно благодарны первым, довольно грубым исследованиям Лёффлера, Ру и Беринга.

7. Илья Мечников Милые фагоциты

1

Охота за микробами всегда была непредсказуемым и довольно путаным делом.

Привратник, не имеющий надлежащего образования, был первым человеком, увидевшим микробов; химик вывел их на чистую воду и указал на таящуюся в них угрозу; скромный сельский врач превратил охоту за микробами в нечто, напоминающее подлинную науку. Вся история охоты за микробами полна нелепейших фантазий, блестящих откровений и сумасшедших парадоксов. А в соответствии с этим другая молодая наука, наука об иммунитете, носила точно такой же характер, ибо неукротимый Мечников, основоположник этой науки, вовсе не был спокойным и трезвым исследователем, а скорее напоминал истеричных героев романов Достоевского.

Илья Мечников был евреем, родился в 1845 году на юге России и, не достигши еще двадцатилетнего возраста, сказал сам себе: «Я обладаю волей и способностями; я одарен природным талантом и достаточно честолюбив для того, чтобы сделаться выдающимся исследователем».

Поступив в Харьковский университет, он позаимствовал у одного из профессоров редкий в те времена микроскоп и, не имея еще абсолютно никакой научной подготовки, сел и начал писать большие научные работы. Иногда он на несколько месяцев забрасывал университетские занятия, но не для забавы, а для чтения, и читал не романы, а сложные научные труды о «кристаллизации белковых веществ» и страстные политические прокламации, обнаружение которых полицией грозило бы ему ссылкой в Сибирь на каторжные работы. Он просиживал ночи напролет, выпивая бесконечное количество чаю и проповедуя товарищам (предтечам большевиков) атеизм, так что в конце концов они прозвали его «Бога Нет». Затем за несколько дней до экзаменов он сразу нагонял все, что пропускал за много месяцев. Его чудовищная память, напоминавшая скорее усовершенствованный фонограф, чем человеческий мозг, дала ему возможность написать своим родным, что он стал одним из лучших выпускников университета и получил золотую медаль.