Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Вот консул мраморный. Его зовут Помпей.
С мечом, высок и прям, колосс надменный сей.
В Сенате римском ждет, у сумрачных колонн.
И мнится: в думу он глубоко погружен.
Чего он ждет? О Брут! Не гаснет вольный пыл!
Пусть Цезарь уж давно Помпея победил;
Приветствовал народ триумфом полководца;
Но в вечности Помпей соперника дождется;
И в мрачном Форуме, пред роковым концом,
Назначил истукан свиданье с мертвецом[163].

III Появляются духи и говорят столики

Мои дни, вы печальнее бледных теней. Бесконечность, как саван, над призраком дней.

Виктор Гюго

В сентябре 1853 года в семействе Гюго десять дней гостила прибывшая из Парижа Дельфина де Жирарден и внесла нечто новое в образ жизни обитателей «Марин-Террас». Она была давним другом поэта. Он помнил ее светловолосой, юной и жизнерадостной девушкой еще в салоне Шарля Нодье. Настроенная менее примиренчески, чем ее муж, она со времени изгнания Гюго поддерживала с ним переписку, исполненную яростной вражды к Бонапарту Малому, которого она называла «Бустрапа».

Дельфина де Жирарден – Виктору Гюго, 6 апреля 1853 года: «Вы помните прелестную Эжени, с которой вы с такой легкостью разговаривали в моем салоне по-испански? Теперь она стала женой Бустрапа… Столь очаровательная женщина заслуживает лучшего мужа. Меня удивляет одно обстоятельство: в то время когда она сказала президенту „да“, она уже прочитала вашу книгу – тайком, со всякими предосторожностями, но все же прочитала. Во мне эта книга вызвала бы некоторое охлаждение к жениху…»

Гюго был очень рад встретиться с госпожой Жирарден и огорчался, видя, как она изменилась; только что умер ее близкий друг, да и сама она уже была больна раком, который через два года свел ее в могилу. Бледная, вся в черном, она говорила только «о чем-нибудь мрачном» и, казалось, находила «очарование в смерти». Она рассказала изгнанникам об опытах, которыми увлекался в то время Париж и вся Европа, – спиритизм, вертящиеся столики, вызывание духов.

Вначале Гюго был настроен скептически, но он был предрасположен к подобным откровениям прежде всего по своей натуре: в течение всей жизни у него бывали смутные видения, доходившие до галлюцинаций. Видения, приписанные герою повести «Последний день приговоренного к смерти», бывали и у самого автора. Он полагал, что все мыслители встречались во мраке ночи с «какими-то непонятными явлениями», слышали какие-то стуки в своей комнате, и считал, что можно с уверенностью говорить о предчувствии, ведь он сам, например, пережил состояние глубокой тоски, вдруг овладевшее им на острове Олероне в день смерти Леопольдины, хотя еще ничего не знал тогда о случившейся катастрофе. Клодель утверждал: чаще всего Гюго владело чувство «ужаса, своего рода паническое созерцание». Короче говоря, сверхъестественное казалось ему естественным… Этому способствовало и заинтересовавшее его учение. Он верил в бессмертие душ, в их постоянное передвижение, в беспрерывное их восхождение от неодушевленного мира к Богу, от материи к идеалу. Почему бы не допустить, что плавающие в пространстве нематериальные существа стремятся к общению с нами?.. Среда и обстоятельства благоприятствовали таким настроениям: душевное потрясение, вызванное изгнанием, неизменно присутствующая рядом тень Леопольдины, призраки, такие, например, как Белая Дама. В бурю вокруг раздавался мощный рев моря…

…Когда сгустится мрак,
Бросает ветру лес таинственные звуки,
Гранитный истукан, во мгле вздымая руки,
Зловещий видит сон, летит за вздохом вздох —
Под мертвенной луной, как призрак, встал Молох[164].

В первый же день Дельфина де Жирарден за обедом спросила:

– Вы здесь вертите столики? – и предложила произвести опыт.

Гюго отказался присутствовать. Стол, стоявший на четырех ножках, оставался безмолвным. Дельфина сказала, что нужен небольшой круглый столик на одной ножке, расходящейся внизу на три лапы. На следующий день она его приобрела на базаре в Сент-Хелиере. Опять ничего. В течение пяти дней Дельфина не добилась никакого успеха. Над ней начали подсмеиваться. Дельфина в сердцах сказала:

– Духи ведь не то что лошади в фиакре, ожидающие, когда они понадобятся человеку. Они свободны и появляются, лишь когда им заблагорассудится…