Олимпионик из Ольвии

— Даже так? — ещё больше удивился Феокл. — А впрочем, ничего удивительного: в Ольвии, как я заметил, едва ли не каждый горожанин знаком с грамотой. И всё же Фокрит приятно удивил меня...

Первый день плавания прошёл без каких-либо происшествий. Море было спокойным, если не считать мелких волн, бегущих к югу наперегонки с «Гелиосом». Судно по возможности держалось ближе к берегу, не отдаляясь от него больше чем на двадцать стадий. Как объяснил Лемох, делалось это на случай внезапного ухудшения погоды, чтобы иметь возможность быстро укрыться в какой-нибудь бухте, гавани или хотя бы заливе.

Спали матросы, а с ними и Феокл с Тимоном на носовой палубе под тентом. С непривычки первая ночь на море выдалась для Тимона неспокойной и тревожной. Мешала постоянная качка, хлюпанье о борта волн, скрипение рея на мачте и громкий храп некоторых матросов. Тимон часто просыпался, вставал и, переступая через людей, спящих вповалку мёртвым сном, подходил к борту. Высоко над головой, лишь изредка прячась за небольшие тучки, ярко светила луна. Вдали, на западе, узкой жёлтой полосой виднелся обрывистый берег. Всё было необычно, непривычно, а потому несколько тревожно.

* * *

В полдень второго дня плавания тишину на «Гелиосе» нарушил голос всматривавшегося вдаль рулевого:

— Слева по борту вижу остров Левке[129]!

Тимон поспешил на нос корабля. Небольшой белёсый скалистый остров был окутан туманом, и потому казался невесомым, висящим в воздухе. Сзади неслышно подошёл Лемох. Положив руку на плечо Тимона, он произнёс несколько таинственным голосом:

— Обычно мы не пристаём к Левке. Но сегодня, поскольку с нами плывёт будущий олимпионик, придётся пристать.

— Почему? — спросил ничего не понявший Тимон. — При чём тут я?

— Скоро увидишь, — загадочно ответил Лемох.

«Гелиос» бросил якорь в полустадии от восточной стороны острова, где берег был пониже и местами более пологим. На остров переправились в лодке пятеро: Лемох, Феокл, Тимон и двое матросов. К острову пристали в крошечном заливчике, берег которого позволял без особых усилий подняться на сушу.

Чего не ожидал Тимон увидеть на этом затерянном в пустынном море клочке суши, так это храма. Храм — большой, величавый, красивый, внешним своим видом напоминавший храм Аполлона в Ольвии, — возвышался в центре острова на невысоком холме.

Заметив удивление Тимона, Лемох, пока шли к храму, успел просветить паренька:

— Перед нами храм Ахилла Понтарха. Кто такой Ахилл, ты, конечно, знаешь. А вот как Ахилл оказался на этом острове, — целая история. Расскажу вкратце. Когда Ахилл погиб под Троей в Троянской войне[130] от стрелы Париса[131], его мать Фетида[132] выкрала тело сына из погребального костра и перенесла его на этот остров, который по её просьбе поднял со дна морского Посейдон[133]. Здесь богиня воскресила Ахилла, и с тех пор он живёт на Левке, считаясь владетелем Понта Эвксинского и покровителем плавающих в этих водах моряков. Живёт Ахилл вот в этом самом храме. Увидеть Ахилла мы вряд ли увидим. Он редко является простым смертным — всё-таки сын богини. Да и сам принадлежит к сонму богов. А вот благословения у него попросим непременно.

Поднимаясь на возвышение, на котором стоял храм, Тимон осмотрелся. Остров показался ему почти что круглым, не больше четырёх стадий в поперечнике. Местами он был покрыт травой и редким кустарником. Кое-где росли даже деревца — низенькие и чахлые. На острове паслись десятка два коз, а его берега были усеяны множеством крикливых чаек.

— Эти козы, — продолжал объяснять Лемох, — разводят здесь в качестве жертвоприношений Ахиллу. И чаек здесь так много неспроста. Ранним утром они смачивают в море крылья и спешат к храму, чтобы окропить его и вымыть изнутри и снаружи. Видите, как сияет храм белизной.

Навстречу приближающимся людям из храма вышел белый, как лунь, высокий благообразный старик в длинной, до земли, белой хламиде, украшенной снизу красным вышитым орнаментом.

— А вот и сам жрец храма, а заодно и тутошний оракул[134], — полушёпотом объяснил спутникам Лемох. — Можно сказать, доверенное лицо Ахилла.

Лемох подал знак спутникам остановиться, а сам пошёл навстречу жрецу. После непродолжительного разговора Лемох порылся в своём кошеле, который висел у него на поясе под хитоном, и незаметно положил что-то в протянутую руку жреца. Нетрудно было догадаться, что это были деньги.

Затем Лемох подозвал своих матросов и велел им поймать одну из коз. Матросы, поймав первую попавшуюся козу, притащили её к невысокому ступенчатому алтарю из песчаника с круглым углублением сверху, который находился неподалёку от входа в храм и у которого уже стоял жрец. Матросы схватили козу за ноги, опрокинули её на спину и уложили на алтарь. В тот же миг жрец, выхватив из складок своей хламиды остро отточенный нож, привычным движением полоснул им по шее козы. Когда кровь стекла в углубление и коза перестала дёргаться, матросы отошли от алтаря. Жрец вскрыл козе живот, выгреб наружу её внутренности и стал не спеша их перебирать, сосредоточенно рассматривая.