Омытые кровью

– Да ничего особенного. Повоевали немного. Знали, кого били, потому победили, – ввернул я старую армейскую поговорку от моего наставника по армейской разведке и вообще родного человека дяди Севы, который был просто их кладезем. – Рабочие моменты.

Варя стала на миг очень серьезной и оглядела меня, будто ища следы травм. Спросила:

– Ну а вы? В порядке?

– В полном.

– Я… Я волнуюсь за вас, – произнесла Варя едва слышно. – Когда эта стрельба закончится? Почему люди не могут жить как люди?

– Потому что часть из них – нелюди. И без стрельбы никак. – Я невзначай взял ее за руку. Она было хотела ее отдернуть, но передумала, от чего мне стало тепло на душе. Так бы, казалось, и сидел, пока не сросся бы со стулом и не окаменел на радость палеонтологам будущего.

Но тут нашей идиллии помешали. Зашел главный хирург больницы, не слишком дружелюбно посмотрел на меня и церемонно обратился к девушке:

– Варвара Игнатьевна, где история болезни Долмачева?

– Так я вам с утра ее передала.

– Где же, где же…

Они стали вместе искать историю болезни, и мне пришлось с ними распрощаться. На службе я заставил себя усесться за бумаги.

Вечером заурчал мотор машины, и наш «Фиат» причалил во дворе. Привез начальство. Я подождал немного, потом одернул гимнастерку и отправился с докладом.

У Раскатова и Первака вид был усталый, но не удрученный. Значит, вылазка к волнующимся крестьянам прошла без эксцессов.

– Ну, докладывай по командировке, Сашок, – благожелательно произнес Раскатов, приглашая занять свободный стул. – Как геройствовал там?

Я изложил мои приключения и завершил речь:

– Считаю, что с кичмана выдернул Папуаса сам Шустов.

– Из-за золота? – поморщился Первак.

– Ну не из ностальгических же чувств.

– Верно, – кивнул Раскатов. – У Атамана чувств нет вообще, кроме злобы и жадности. А молодой прав. Вся закавыка в золоте.

– То есть с ваших слов выходит, что Папуас знает, где это царское золото? – поглядел на меня с иронией Первак.

– Вряд ли, иначе давно бы забрал его, хотя бы часть, – возразил я. – Но знает, как его искать. И без золота Атаман не уйдет.

– А найдет – и оставит наш город в покое, – с какой-то потаенной надеждой произнес заместитель. – И скатертью дорога.

Начальник посмотрел на него яростным взором и хлопнул ладонью по столу:

– Это золото Страны Советов! И найти его мы обязаны. Пусть для этого разнесем весь округ по кирпичику. Понятно?

– Да чего тут не понять, – смутился Первак. – Сделаем все возможное.

– Сколько крови это золото еще заберет, – уже тоном ниже произнес Раскатов. – Ладно. По домам. Утро вечера мудренее…

Насчет мудрого утра не знаю. А вот насчет кровушки мой руководитель как в воду глядел. Колесо событий раскручивалось все быстрее, превращаясь в кровавую карусель.

Светало, я видел самый сладкий сон, из которого меня выбила жестокая реальность. На улице взревел мотор. В дверь бесцеремонно и напористо забарабанили.

Я распахнул дверь и увидел на пороге начальника угрозыска. Спросил:

– Что за шум, а драки нет?

– За тобой. Раскатов велел взять тебя на место происшествия.

– А что стряслось? – Я протирал сонные глаза, пытаясь вернуть резкость окружающему миру.

И тут начальник угрозыска выдал такое, что сразу и сон пропал, и резкость вернулась:

– Да инженера с шахт зарезали!..

Глава 21

Вот не ожидал я от себя такой нежности чувств. Но в тот момент меня будто стилетом в сердце укололи. Перед глазами будто наяву встал щеголеватый, чересчур барственный, полный человеческого достоинства и живого ума Ветвитский. Зарезали? Черт возьми, его-то за что?

Я наспех собрался. Сунул за ремень «наган». И уселся на потертое кожаное сиденье автомобиля. Наш железный скакун старчески затрясся и пополз по дороге, с трудом набирая скорость. Начальник угрозыска принялся вводить меня в ситуацию.

– Три дня назад инженер приехал. Работал спокойно. Ни с кем конфликтов не было. Семья у него в Симферополе, так что жил один…

– В Симферополе? – удивился я. – А как фамилия?

– Так я не сказал? Синицын Бодимир Иванович. Уже третий год у нас работает. Человек достойный. Кому дорогу мог перейти – не представляю.

Как это ни постыдно, но у меня отлегло от сердца. Одно дело – гибель незнакомого человека, и совсем другой коленкор – когда гибнут те, с кем ты хорошо знаком. Тут же обругал себя – ведь для кого-то сейчас произошла катастрофа всей жизни, ушла родная душа, а я рассуждаю, кому лучше помереть, а кому нет, чтобы у меня было меньше волнений и переживаний.

Эх, надо быть более выдержанным. Скачут у меня чувства, как призовые скакуны. А для чекиста это непозволительно. У нас должна быть холодная голова, как завещал товарищ Дзержинский.

Осмотр места происшествия для меня не дал ничего. Если не считать, конечно, кучи отрицательных эмоций. Неправильно это, когда режут людей, как какую-то скотину на мясокомбинате. Седой человек с множественными колото-резаными ранами лежал на спине в центре комнаты. Убили инженера ночью, когда даже сторожевые псы спят. Судя по всему, открыл он входную дверь сам, возможно, знал убийц и не ожидал подвоха.