Он и она

Рыжая ведьма трехсот тридцати семи лет от роду, ловко приподнявшись на одной ноге, взяла в руки метлу и, как заправский канатоходец, расположив ее горизонтально, «по струнке» двинулась в центр Круга, пламя костра при этом раздвоилось змеиным языком, абсолютно симметрично.

— Черти, что поджаривают грешников в их человеческом понимании, всего лишь энергетические копии мыслей завершивших земной путь душ. Людям следует задуматься, отчего они (мысли-черти) имеют столь устрашающий вид. Я подскажу: жаровни адские — собственные, погрязшие во грехе тела, а огонь нестерпимый — процесс восстановления Тела Света, как и сказала Слабость, из изнасилованного Человеком в Божеский вид.

Баланс развернулась на пятках к костру спиной и по невидимой «ниточке», сохраняя метлу в горизонтальном положении, вернулась обратно.

Не дожидаясь приглашения, следующая за выступившей рванулась к потрескивающему, как старый деревянный мост под весом марширующих по нему легионов, огню: ведьма-брюнетка с уложенными в виде остроконечного шпиля волосами (а как же иначе, ведь Шабаш встречал «молодицу» в триста девяносто один год, нареченную Жалом). Экстравагантная участница Шабаша обвела присутствующих коллег немигающим взором и выдала короткую и резкую фразу, будто бы ужалила начинающих поклевывать носами «ровесниц»:

— В каждом грехе душа может достигнуть «пика», и если победивший людские пороки Иисус взошел на Голгофу, то, к примеру, мы, существа злобные, возносимся на Лысую Гору.

— Это что же, «ведьмина Голгофа»? — искренне удивилась «юная» Нетерпение.

— Ага, — отозвалась уже со своего места Жало, — только перевернутая.

— Лысая Гора, — повысила голос «фиолетовая» ведьма, — не место для философствований, впрочем, как и Голгофа. Рассвет с его глашатаями, крикливыми петухами — да выпадут у них все перья, и забьется зоб, — близок. Слово Змее.

Ведьма-блондинка, извиваясь, как рептилия, «выползла» в центр круга.

— Меня научишь? — выкрикнула Нетерпение, восхищенная подобной пластикой, но «фиолетовая ведущая» цокнула языком и к устам «юной» ведьмочки намертво приклеился осиновый лист.

Змея низким грудным голосом, который так возбуждает легковерных мужчин и страшит пугливых детей, прошипела:

— Лысая оттого, что Злоба, в абсолютном своем выражении, не терпит вокруг себя ничего, кроме себя. Рядом со злостью всегда пустота — кто захочет находиться подле злюки?

Змея такими же грациозными и гипнотическими движениями удалилась, а осиновый лист отлепился от губ Нетерпения.

Не устала ли ты, душа, от недвижимого своего положения в «засаде», не коробят ли тонких струн сознания твоего столь дерзкие речи, не увидела ли ты себя среди присутствующих и если да, то не пугает ли тебя сие соседство?

— Стрела, — снова прозвучал повелительный голос «фиолетовой» ведьмы, — мы все ждем тебя. Солнце уже приготовилось «осквернить» это святое для нас место своими жгучими ресницами.

Стрела, прекрасноликая дева, ожидающая через неделю своего пятисотлетнего юбилея, с торчащими во все стороны, как иглы ежа, рыжими волосами, встала у костра:

— Империл (она облизнулась), продукт накопленной в организме человека злобы, в слоях нисхождения сгорает, как уже сказала сестра Баланс, поэтому и только поэтому нас, ведьм, сжигали на кострах в подлунном мире не символически, а физически, в «память» об уже испытанной душами грешников муке. Мы, ведьмы — символ злости, костер ведьмы — символ расплаты.

Она вошла в пламень, воткнула в центр кострища метлу и встала к ней спиной. Жар полыхал вокруг, но не трогал Стрелу, и присутствующие, восхищенно захлопав в ладоши, поднялись со своих мест и так же прислонились к метлам, изображавшим позорные столбы.

Картина, достойная кисти художника, ты как думаешь, душа? А может, это трагедия, достойная проповеди священника?

— Прекрасный фарс, — воскликнула фея с фиолетовой шевелюрой и первая запустила метлой в Стрелу. За ней с диким хохотом последовали и остальные, стоящая же в огне ведьма с ловкостью жонглера увертывалась от летящих в нее «деревянных копий».

— Настоящий Шабаш! — вопила Нетерпение, поднимая чужие метлы и отправляя их обратно в костер.

— Прошу слова, — раздался вдруг голос очередной моложавой брюнетки с тонкими ресницами и острым орлиным взором. Стрела без удовольствия покинула импровизированную жаровню, поправляя слегка сбившуюся прическу, а новая докладчица, топчущая грешную землю ни много ни мало уже пятьсот пятьдесят четыре года, вдохновенно произнесла:

— Злоба в женском обличии — Путь колдовства, — она обвела всех взглядом победителя. — То есть эта низкая энергия (злость) ищет выход «внутри», в мужском же обличии злоба рвется наружу, порождая Тирана.

Устремление, а именно так величали выступавшую, сделала паузу:

— Ведьма ворожит и заговаривает, Тиран пускает кровь и ломает судьбы.

Все собравшиеся метлоносицы согласно закивали разноцветными головами.

— У меня все, — Устремление указала пальцем на восток, намекая на скорый восход солнца, и вернулась к себе, на удобно примятую ею же колючую кочку.