Операция 'Миф', или Сколько раз хоронили Гитлера

Неожиданность была велика. Но полезно вспомнить, что российский антисемитизм имеет давние корни и были времена, когда он занимал ведущее место в международном "расистском фронте". Это было время, когда к его помощи прибегнул русский царизм, попавший в тяжелейший кризис. Еврейские погромы начала века, знаменитый процесс Бейлиса прогремели на всю тогдашнюю Европу, и честь русскому обществу принесли смелые выступления лучших представителей интеллигенции против позорного союза царизма с черными силами антисемитизма.

Революция 1917 года, казалось, ликвидировала все условия для расового неравенства. Но не прошло и десятка лет, как под прикрытием интернационалистских лозунгов и коммунистическая партия оказалась зараженной вибрионом ксенофобии и антисемитизма. Государственный антисемитизм стал одним из неотъемлемых элементов извращенной идеологии сталинской эпохи и чуть было не закончился геноцидом советского еврейства в последние годы жизни Сталина.

Конечно, в России сегодня еще нет государственного антисемитизма сталинских времен. Но если тогдашний дозволенный расизм выглядел "тихим" все о нем знали, но вслух не говорили, - то сейчас он стал гласным, крикливым и, увы, допустимым. Суды молчат и не применяют соответствующие параграфы новой конституции. Осквернение еврейских кладбищ также не волнует стражей законности. Но что еще тревожнее: из арсенала нацизма извлечен не только антисемитизм, но и культ вооруженной силы. Недаром во время событий октября 1993 года отряды Александра Баркашова были одной из главных опор непримиримой оппозиции. И все это происходит в стране, где у общества, воспитанного в духе "у нас это невозможно", нет иммунитета против экстремистско-шовинистической пропаганды и идеологии. Как это ни парадоксально, главный очаг национал-социалистической и шовинистической опасности сейчас приходится искать не в Бонне и даже не в Магдебурге, а в российских городах. Эти строки я пишу со стыдом и болью. Но пишу.

Теперь вернемся к нашему расследованию.

Поиски в Магдебурге

Тайное становится явным. Но когда? И как?

Тайна захоронения Гитлера считалась абсолютной, и ее хранители не только верили в эту абсолютность, но даже использовали автора этих строк для ее сокрытия и камуфляжа. Хотя, к чести моих критиков, скажу, что они не поверили моему сообщению об уничтожении останков в июне 1945 года. Так или иначе, к "хранителям тайны" принадлежали сотрудники Архива КГБ (люди надежные), бывший полковник, а позднее генерал-майор Горбушин, переводчица Елена Ржевская (она в Магдебурге не была, но знала о захоронении от однополчанина Горбушина). Конечно, о захоронении докладывали и тогдашнему высшему начальству. Но из него в живых остались немногие: Лаврентий Берия и Виктор Абакумов были расстреляны, Сергей Круглов и Иван Серов умерли пенсионерами в Москве, Александр Вадис - в Киеве. Контролировавший операцию капитан Соловов вел замкнутый образ жизни, с историками и журналистами не встречался.

Но ведь русская пословица гласит: "Слухом земля полнится". Среди тех, кто не принял на веру мое злополучное утверждение, оказались русские телевизионные журналисты и их голландские коллеги из компании "Форин медиа афферс" (ФМА). Действия последних были особенно важны, поскольку они располагали значительными валютными средствами. Москва же, некогда знаменитая своим умением молчать, в эпоху перестройки и гласности прославилась умением за хорошие деньги продавать архивные материалы. Так, в сентябре 1991 года появилась в Москве объединенная русско-голландская команда, которая смогла получить кое-какие материалы в пресс-службе КГБ. Она, в частности, получила уникальные кинокадры о посещении Берия и Молотовым гитлеровского бункера в дни Потсдамской конференции (июль 1945 г.). Но еще важнее для журналистов оказались три адреса ветеранов "СМЕРШ" 3-й ударной армии - Ивана Блащука, Ивана Терещенко и Василия Орловского. Первые два жили в Москве, третий - в Виннице, куда пришлось поехать. Три ветерана оказались более разговорчивыми, чем их сослуживцы, и сообщили важные сведения, от которых у журналистов могли загореться глаза.

Капитан в отставке Иван Блащук рассказал, что служил в "СМЕРШ" 3-й ударной армии в конце войны и был свидетелем находки тел семьи Геббельса и Кребса и их опознания в тюрьме Плётцензее. О судьбе трупов он узнал лишь позже, а именно в Магдебурге, где ему под секретом рассказали, что во дворе дома на Вестэндштрассе захоронены тела Геббельсов. Он слышал, что тела несколько раз перезахоранивались, в частности в Бухе и Ратенове.

Зато его сослуживец, капитан Иван Терещенко, прибывший в Магдебург, оказался в более выгодном положении. Он с 1946 года занимал пост начальника секретариата отдела "СМЕРШ" и в этом качестве сам видел документы о захоронении тел Гитлера, Браун и других. Документы были подписаны Горбушиным, к ним была приложена схема, которую Терещенко смог восстановить по памяти. В частности, что останки Гитлера лежат около бывшего гаража во дворе дома No 36 по Вестэндштрассе.