Оба они были мокрые по грудь, с небритыми рожами, немытые и голодные. Перекатившись на живот, поляк протянул руки к ручью и зачерпнул пригоршней воды.
– А драгуны нас здесь не найдут? – спросил Артемий Иванович.
Поляк вытер с губ воду и сказал, отдуваясь:
– Если пан Артемий не будет орать на весь лес, не найдут.
– Я могу вообще молчать, – обиделся тот.
– Вот и молчи, и не вздумай с Черевиным разговаривать, когда его найдем.
Артемий Иванович вытащил из кармана промокшие и слипшиеся в комок папиросы, посмотрел на них и выбросил вон. Это была та соломинка, которая переломила хребет несчастного верблюда, измученного за последние два месяца погонями, убийствами, голодом и сном в нечеловеческих условиях.
– Жил я без тебя, Степан, и в ус не дул, – медленно начал верблюд. – А как ты появился, так все псу под хвост пошло. Какие-то Потрошители, докторы Смиты, Якутски, Черевины! Я уже забыл, когда в постели ночевал! А теперь из-за тебя мне даже покурить нечего. Если бы у меня была тетка, я бы нашел способ ее приструнить! Да и ты сам хорош. Вера тебе не портянки, чтоб ее каждые десять лет менять! Но, но, ты что?!
Увидев, что поляк медленно приподнимается с земли, сжав в руке палку, Артемий Иванович вскочил, как ошпаренный и попятился прочь. Но накопившееся раздражение придало ему смелости.
– Степан, Степан, ты, пожалуйста, аккуратней, а то драгуны услышат. Ой, подожди, у тебя комар на лбу!
Поляк провел по лбу рукавом, и Артемий Иванович, воспользовавшись тем, что тот отвлекся на секунду, подскочил к Фаберовскому и сбил с него очки, тотчас же встав на них каблуком, и крутил ногой, пока не удостоверился, что стекло превратилось в крошево.
– Это мне показалось, или у тебя очки были? – спросил он, отбегая в сторону. – Ты где-то очки потерял.
Поляк сел на корточки и, близоруко щурясь, стал шарить по траве руками. Владимиров наблюдал за ним издалека, готовый в любой момент дать деру. Фаберовский нашел комок мятой золотой проволоки – все, что осталось от его очков, – и поднялся. Расплывающийся лес кругом и смутная человеческая фигура с розовым пятном вместо лица – больше он ничего не мог толком разглядеть.
– Я тебя убью, – сказал Фаберовский в сторону розового пятна.
– Слышали уже, – ответило пятно. – Очки протри сперва, четырехглазый.
Поляк бросился на обидчика и Артемий Иванович, не разбирая дороги, помчался прочь, улепетывая что было сил. Фаберовский бежал следом, ориентируясь на треск сучьев у него под ногами. Они бежали минут десять, Фаберовский уже начал задыхаться, а Владимиров впереди и вовсе сипел, как дырявый кузнечный мех, когда впереди раздался грохот выстрелов и тотчас лес огласился немецкой руганью:
– Убили! Убили! Хабен гетотен! Этот идиот отстрелил мне ногу! Доннерветтер!
Фаберовский не мог ничего разглядеть, кроме белого облака порохового дыма, расплывавшегося по лесу. Артемий Иванович бросился обратно к поляку и схватил его за руку:
– Там егеря, и охотники, и целое стадо кабанов!
– Идиот! – прошипел Фаберовский.
– Кабанов было штук тридцать, и секачи, и хрюшки с подсвинками, а тут они как пальнут!
– Заткнись и отвечай только на мои вопросы. Среди охотников есть царь?
– Нет, только наследник и генерал Черевин. И еще куча разного народа, императрица с какими-то дамами, все с ружьями, один валяется на траве и орет, а сам за колено держится, а другой с ружьем вокруг ходит и причитает.
Фаберовский и сам услышал, как немного картавящий голос оправдывался, обращаясь к раненному немцу:
– Но генерал, я вовсе не собирался в вас стрелять. Я стрелял в кабана, но тут подвернулись вы…
– Русский осел! – заорал раненый. – Найн, найн, не подпускайте его ко мне! Привезите мне профессора из Варшавы!
Затем раздался уже знакомый Владимирову голос цесаревича Николая:
– Бедный Вердер! Я вам так соболезную. Я готов подарить вам одного из своих десяти кабанов, лишь бы вы не кричали.
– Я не кричу, ваше высочество! Аааааа! Не трогайте мою ногу! Убирайтесь отсюда вон, Густав Иванович. Засуньте себе свое ружье в задницу, если не умеете стрелять!
– Дайте-ка сюда ружье, доктор Гирш, – сказал Черевин и отнял дробовик у незадачливого лейб-хирурга, который выстрелил, когда кабанье стадо, теснимое загонщиками, как раз прорывалась сквозь линию охотников, и вместо подсвинка угодил крупной картечью генерал-адъютанту германского императора Вердеру в ногу.
– Где Черевин? – спросил Фаберовский, безнадежно вглядываясь в неверный нерезкий мир вокруг него.
– Сюда идет. Ты что, курица слепая, вообще ничего не видишь? Ну, да ты не нервничай, я буду твоим поводырем.
– Эти немцы так дурно воспитаны! – услышал поляк приближающийся голос Черевина и разглядел группу людей, шедших прямо по направлению к ним. – Подумаешь, в ногу картечью попал! Не голову же отстрелил! А вы что тут делаете?
Этот вопрос относился уже непосредственно к поляку со Владимировым. Фаберовский показал Артемию Ивановичу за спиной кулак и обратился к той расплывчатой фигуре, которая показалась ему более всего похожей на начальника царской охраны: