— Окрошка, он такой. Он строгий… Эй, Окрошка! — Сидоров стукнул кулаком в стену, — Хорош ночевать!.. Ключи, говоришь, Окрошка забрал? — Сидоров вопросительно взглянул на Альфреда, тот кивнул, — Окрошка! Ключи тащи от бомбоубежища! Сейчас ревизию складских остатков делать будем. А ты, Альфред, всё аккуратненько в папку сложи и с собой возьми… Погоди, — Сидоров словно вдруг вспомнил что-то. Альфред ожидающе посмотрел ему в глаза, — А ты дом Пархома на карте найти можешь?
В глазах Альфреда высветилось понимание.
— Ну, конечно! — воскликнул он, — Как я сам не догадался? Пластит! Подземные коммуникации! Пархомовский особняк. Всё так просто!
— Не радуйся, — охладил Сидоров его пыл. — Это крайняя мера.
— А эта сволочь заслуживает крайней меры, — возразил Альфред.
— Я тоже так считаю, но…
Вошёл Окрошка, позвякивая связкой ключей.
— Я готов, Ляксеич!
— Спускайся вниз, открывай дверь и жди нас. Мы с Альфредом сейчас тоже спустимся. Я только переоденусь.
Окрошка потоптался у двери, пошмыгал носом и вышел. Сидоров сменил выходной костюм на повседневную форму одежды, а пока переодевался и аккуратно вывешивал костюм и пальто на плечики, Альфред отыскал карту и нужную кальку.
— Карта старая, — расстроенно сказал Молотилов, — Пархом живёт в коттеджном посёлке «Мечта олигарха», а этого посёлка, когда карты составляли, ещё и в планах не было. Слов-то таких — коттедж, олигарх — тогда не знал никто.
— «Мечта олигарха»? А в каком доме Пархом живёт? Не в том ли, где ворота две грудастые кариатиды подпирают?
— В том. Он на самом краю посёлка стоит. Кстати, от того места, где мы сейчас находимся, недалеко. От него до развалин «Искры» километра четыре, не больше…
— Видел я этот дом. Проходил как-то рядом… — Сидоров подошёл к столу и склонился над картой, — раньше, где теперь эти «мечтатели» обитают, рабочий посёлок стоял. Он так и назывался — «Рабочий посёлок». Да вот он на карте серым квадратом обозначен. А вот эта пунктирная линия на кальке — врезка в магистральный коллектор.
Сидоров закурил.
— Красивый, между прочим, посёлок был, — с ностальгией в голосе сказал он. — Зелёный. Сирени много росло. Пахло весной — обалденно! В «Рабочем посёлке» большинство искровцев до конверсии проживало.
— Я знаю, — печально кивнул Альфред, — я тоже там жил. С мамой. Мама умерла.
— Соболезную.
— Это давно было… Мы с ней в бараке жили. Так, как мы, многие тогда жили. В основном — в деревянных бараках. Печки топили, туалет во дворе. Но там и большие кирпичные дома были. Так что врезка в коллектор, понятное дело, должна быть. А ещё там психбольница стояла, большая, трёхэтажная. Тоже кирпичная. У нашего посёлка ещё одно название имелось, «Псих
— Называли. А потом бараки снесли, безработных искровцев переселили в отдалённый микрорайон на северо-востоке. Теперь там и живут, дым и копоть глотают. А психов разогнали — кого куда. Кого-то родственники забрали, а некоторых, от кого близкие отказались, по другим психушкам распределили. Кое-кто сбежал, теперь бомжует. Двое наших, сёстры Звягинцевы…
— Женщины?
— Мужчины, но считают себя женщинами. Вообще-то они существа практически, бесполые. Нет, никого гомосексуализма, просто вообразили себе, что они женщины, так и живут. Вот и всё. Обособленно живут, тихо, мирно, как две монашки, бомжей мужского пола стесняются, сторонятся, и никого к себе не подпускают. Однажды как-то озабоченный один пытался к ним подлезть, но Андрюха Звягинцев, старший из сестёр, таких ему… навалял. По-бабьи, правда, но тому мало не показалось. Харю всю расцарапал и яйца чуть не оторвал. Эти Звягинцевы, Андрей и Иван — «заводские» старожилы, они сюда, на «Искру», первыми пришли. Первооткрыватели, так сказать… Ну, ладно, пошли, а то Окрошка, наверное, уже заждался.
Окрошка стоял на лестничной площадке, и, не зная, чем себя занять, раскручивал на пальце тяжёлую связку ключей. Сколько раз она у него сорвалась с пальца и сколько раз он её отыскивал в мусоре — одному богу известно.
Человек, сидящий напротив Пархома в просторном кресле, в котором могло бы разместиться двое таких, как этот, был поразительно похож на бывшего скандально известного генерального прокурора. То же круглое хитроватое лицо и та же проплешина, тщательно прикрытая остатками редеющей чёлки.
— Важняку Оболенцеву дано другое задание. Следственную группу, которая приедет сюда после праздников, возглавит наш человек. Точнее, мой. Он у меня под колпаком, а, следовательно, следствие, простите за тавтологию, уважаемый Максим Игоревич, будет идти в нужном нам направлении.