Остров Беринга

На этот раз отец сам приказал Лорке сойти на берег вместе с ним самим и Стеллером, — высохший, как сушеная сельдь, закутанный по брови немец, против обыкновения, даже его не поприветствовал.

Они гребли попеременно, пока лодка не ткнулась в песок. После долгих месяцев плавания земля, казалось, кружилась и дыбилась под ногами.

На песке и ржавых скалах лежал снег. Неподалеку с гор, — о чудо! — стекала небольшая речка. Но никакого леса (а значит, никакого топлива) вокруг не было видно.

— Или замерзнем — или кораблем топить будем, — мрачно сказал Стеллер.

— Что? — взревел отец, чуть не схватив за грудки бесцеремонного адъюнкта. — Моим кораблем?

Потом он с отчаянием огляделся и тише добавил:

— Не дам корабль. Плавник наверняка есть. Или лес — там, за скалами. Божьей помощью продержимся.

Но Лорка отчетливо видел на его лице отчаяние.

Увязая в песке, они побрели к реке. Из году в год прорывая себе новое устье, речка избороздила побережье небольшими холмами и ямами. Стеллер заглянул в одну из них:

— Сухо. Можно покрыть парусами и больных сюда перевезти.

Отец, тяжело вздохнув, кивнул, хотя даже Лорка понимал, что после этого паруса вряд ли можно будет поставить обратно.

Наполнив водой из речки два привезенных с собой бочонка, поплелись обратно — ранние ноябрьские сумерки уже сгущались. У самой лодки Стеллер немного поотстал, дожидаясь Лорку, а потом, наклоняясь к самому его уху, тихо сказал:

— Помнишь ли, Лаврентий Ксаверьевич, как весною мы с тобой к камчадалам ходили? Одна старуха нам сказала, что путь наш закончится в месяц крапивы. Месяц крапивы у камчадалов — ноябрь, и все это время я загадывал: сбудутся ли ее предсказания? Надо сказать, слова ее, хоть и пустые, много помогли мне в кротком перенесении наших несчастий с надеждой, что к ноябрю мы непременно воротимся. Ан нет! Не ошиблась старуха, но и правда ее оказалась лукавою…

На следующий день все, кто хоть сколько-то мог держаться на ногах, начали перевозить на берег инструменты, провиант и копать землянки. Два дня ужасного, каторжного труда в холодной грязи едва не подкосили оставшихся. Лорку отец приставил жечь костры из найденного под снегом плавника, чтобы люди могли обогреться и выпить хоть кружку кипятку. Ночевали тут же, у костров, вповалку. Несмотря на то, что на «Святом Петре» было теплее, в кубрик, — в «этот ад смердящий», как выразился Савва Стародубцев, — никто возвращаться не захотел. Даже Лорка, несмотря на то, что отец вернулся на «Святой Петр», чтобы руководить перевозкой больных.

Ночью он почувствовал себя плохо. Нет, последнее время он вообще хорошо себя не чувствовал, но сейчас плохо — означало плохо совсем. То ли от ветра, то ли от того, что приходилось то и дело лезть в ледяную воду, а обсушиться до конца никогда не удавалось, но голова и грудь занялись огнем, руки и ноги дрожали, щеки покрылись багровым румянцем. Глянув на него поутру и потрогав лоб, Овцын только мотнул головой:

— Не вставай!

И ушел.

Через несколько часов, которые Лорка провел один, то дрожа от озноба, то проваливаясь в багровую темноту, привезли первую партию больных. Пять человек были без сознания, еще двое метались в бреду и приходилось их удерживать. Одного за другим угрюмые матросы укладывали их прямо на землю вдоль стен землянки. Те, кто был в сознании, слабо шевелились, просили пить.

Вошел Овцын с грудой одеял, воняющих кубриком так, что защипало в носу. За несколько дней Лорка уже отвык от этого запаха, и его, — то ли от болезни, то ли еще от чего, — даже затошнило. Увидев его лицо, Овцын бросил одеяла в угол, подошел:

— Не смей умирать, юнга! Коли тебя цинга так долго не брала, дак и лихорадке не взять.

— Много еще… хворых? — Лорка подумал, что, может, теперь, когда после многих недель, которые люди пролежали в тесной духоте, справляя под себя нужду, на свежем воздухе им станет лучше.

Овцын присел рядом с ним. Кулаки его сжимались и разжимались, на скулах ходили желваки.

— Как мы их доставать стали, двое или трое умерли, едва их свежим воздухом обдало. Потом в лодке… еще четверо. Думал я, в остроге ад, хуже не бывает. Но нет, настоящий ад — вот он! За какие только грехи ты с нами, Лорка?

К вечеру Лорка, несмотря на озноб, все же нашел в себе силы встать и потащился к ручью за водой, чтобы напоить больных. На берегу было пустынно — шлюпка вернулась за последней партией больных. Темнело.

Вдоль берега, прямо на песке, темными кулями лежали в ряд мертвецы. Лорка шел мимо них в вдруг увидел какое-то копошение. Приглядевшись, он увидел песцов, — два или три десятка неведомо откуда взявшихся зверьков при звуке его шагов заметались по берегу. Лорка шагнул ближе и вдруг чуть не выронил ведро, увидев, чем лакомятся песцы — руки и ноги мертвецов были обгрызены. Всхлипывая от ярости и отвращения, Лорка принялся кидать камни в падальщиков. Но в землянке ждали больные, и он все же потащился к ручью. Едва он отошел на несколько шагов, песцы вернулись к своему отвратительному занятию.