Она уж и забыла, что Лаголев может быть таким. Орел не орел, но плечи расправились, куда-то делся пришибленный вид, в глазах вместо тоски и «как мне тяжело» свет какой-то появился, спокойный свет. Ходил измученный и еле живой, и нате – поглядите. Игорь сразу полез к нему с кроссовками, хотя раньше бы под рукой поднырнул, а Натка, копошась внизу, в обувном партере и в складках плаща, пыталась сообразить, что это с Лаголевым случилось.
– Ты потрогай, – просил сын.
Интересно! В квартиру вроде зашли ту. Не подменили же Лаголева за час отсутствия? Или подменили? Или он накачался чем-то с горя?
Натка наконец одолела заевшую молнию на левом сапожке.
– Ну-ка, ну-ка, – сказала она, выпрямляясь и освобождаясь от плаща, – нечего чужое щупать.
Чуть не ляпнула: «Лучше свое покажи», но прикусила язык – уж больно двусмысленно звучала фраза. Хотя, удивилась тут же, с какой это радости мне вдруг с Лаголевым о двусмысленностях думается? Стоит, понимаете, бесхребетное существо, реальностью обиженное… но почему-то уже с хребтом.
Стоит.
Опять двусмысленность! Что там у кого стоит? Да вы никак озабочены, Наталья Владимировна? Займитесь-ка своим делом. Натка зацепила пальцами пакет с продуктами. Молоко, батон, полтора килограмма дорогущих сосисок. Ну, полегчало? Выпил он, выпил! Оттого и лыбится. Оттого и орлом выглядит.
– Ты чего? – двинулась к мужу Натка. – Тяпнул без нас?
Лаголев с мерзкой улыбочкой отступил.
– Я ж не пью.
Это-то и было подозрительно. Но ноздри почему-то не уловили ни сивушного, ни водочного, ни даже слабого пивного аромата. Да и где бы и на какие шиши он раздобыл алкоголь? А дальше Лаголев и вовсе чуть не свел ее с ума. Очень легко, как-то очень обыденно взял из ее руки пакет.
Кавалер, блин! Муж!
– Лаголев, ты не охренел? – вырвалось из нее.
Натка перевела взгляд с опустевших пальцев на человека, которого, оказалось, и на час нельзя оставить одного.
– Надеюсь, в хорошем смысле? – спросил Лаголев.
Это опять поставило ее в тупик. Как можно охренеть в хорошем смысле? Да и кто скажет такое в трезвом уме?
В хорошем смысле!
– А-а! – сообразила Натка. – Ты ничего не сделал!
И это на несколько секунд примирило ее с действительностью и невозможным, переменившимся, беспокоящим Лаголевым. Потом он сказал: «Не-а», и пришлось рожать новую версию, в которой фантастического, наверное, было больше, чем в романах любимого Лаголевым писателя Желязны.
– Постой-постой! Твой Махмуд Абаевич тебе деньги занес!
И снова было «Нет». А Махмуд Абаевич превратился в какого-то Каляма… Керима… нет, Кярима Ахметовича. Не выговоришь, какое имечко.
Куда-то делся сын, и Натка осталась против Лаголева одна.
– А майка где? – спросила она, уткнувшись взглядом в расходящиеся полы рубашки.
– Замочил.
– Понятно.
Натка сделала шаг в направлении кухни, но Лаголев преградил ей путь. Раньше прыскал, как таракан со света, при одном ее движении и забивался в свое кресло, а сейчас неожиданно заступил – не обойдешь. Физиономия хитрая, загадочная.
– Я хочу тебе кое-что показать.
Бог с ними, с озабоченными. Но встает вопрос.
– Где?
– На кухне.
Хохоток вышел нервный. Ну, Лаголев, ну имей же соображение! Я туда и иду. А ты не пускаешь. Кто из нас сам знаешь кто? Натка покачала головой.
– Лаголев, ты о холодильник ударился?
Муж был гений, парадоксов друг, потому что ответил:
– Нет, только штаны порвал.
Это было в его дурацком стиле. Так спешил, что штаны порвал. Бился головой, но вылезло через задницу. Привычное раздражение колючей гусеницей закопошилось в горле. Заныло где-то в районе поджелудочной. Тем более, что холодильник оказался совсем не там, где Натка хотела. На полметра ближе к окну, оставляя совсем узкий проход к месту своего бывшего обитания.
– Лаголев!
Если честно, ее просто выморозила Лаголевская выходка: сначала долго изображать сюрприз, а потом с ужимками, с загадочным видом предъявить половину сделанной работы. Ай, какой молодец! Челюсти сжались так, что слова пришлось выталкивать через силу.
– Холодильник не там.
– Натка…
– И щучья голова.
Натка кивнула на подоконник, где в целлофане узнаваемо темнела давняя покупка в ларьке «Морепродукты».
– Прости.
Лаголев метнулся исправлять ошибку. Впрочем, ни грамма раскаяния на физиономии не продемонстрировал. Хлопнул дверцей. Еще и стол сдвинул.
– Зачем? – спросила Натка.
– Встань туда.
Лаголев кивком головы отправил ее за холодильник.
Такому Лаголеву нельзя было не подчиниться. Какой-то он был правильный, уверенный. Муж! Оказывается еще и гвоздиком нужное место пометил.
– Ты с ума сошел?
Вопрос прозвучал неубедительно. Господи! У нас тут с главой семьи такие чудеса, что в собственном душевном здоровье впору сомневаться. Может это она – того? Но Лаголев вдруг попросил обождать, пробрался в закуток сам, секунд пять постоял там без движения. Излучения что ли какие ловил?
– Все, – сказал, – нормально. Вставай.
Светился, как собака Баскервиллей. Да-да, словно за холодильником ему не медом, а фосфором намазано...
– Я не идиотка, – сказала Натка.
И тут Лаголев взял ее за плечи.