Пантанал и Тектонический Разлом

От КПП до Плотины несколько километров. Отсюда она видится серой монолитной стеной. И чтобы попасть туда, надо ждать вахтовый автобус, который ходит исключительно в пересменок.

Стоящий на дне 4-х палубный теплоход смотрится впечатляюще. Когда-то он был белоснежно-синий, сейчас просто облупленный, но все окна-иллюминаторы на месте, свет отражается от целых стекол. На шлюпочной палубе сушатся на вервии чьи-то порты. Из открытых окон слышится разговор и льется запах кофе. На палубах курят и тихо переговариваются жильцы мужского пола, многие без затей в майках и труселях.

С главной палубы спущены сходни, когда я подходил, сплюнули с верней палубы, но не повезло, не попали. Поднявшись, обнаружил на стене надпись фломастером «Ресепшн» со стрелкой указателя. Такая же надпись обнаружилась на ближайшей каюте на главной палубе. Я толкнул дверь и вошел, твердо решив быть терпимым, ибо от первых впечатлений администрации зависело, чтобы 3 командировочных дня не превратились в ад.

Надежду на хорошее отношение внушали корочки СК, но Касаткин просил не обольщаться.

— Один сотрудник госбеза там останавливался, так ему в тапки насрали сволочи! — сказал он. — А когда пошел права качать, еще и морду набили! Еле дело замяли. У нас же как? Не умеешь сам за себя постоять, контора за тебя впрягаться не будет.

Я представил Алкоголикову в лабутенах за десять косых в местных реалиях-и не смог. Не монтировалась она тут. Пока я дошел от КПП до гостиницы на ботинки налипло по пуду качественной жирной грязи, еле счистил.

Ресепшн, устроенный в обычной каюте, привлекал своей аскетичностью. Из мебели стол и старый шкаф с перекошенными дверцами. На столе бейджик «Старший администратор Анжелика Скоц-Трухонина». За столом сидела мадама с комплекцией чуть лучше, чем у беременного бегемота. Общую привлекательность дополняли выпученные глаза, смотрящие вразброс и обеспечивающий круговой обзор в 180 градусов.

На обшарпанной кушетке рядом восседал нахохлившийся мальчик лет 12-ти. Я не успел пасть разинуть, как молодой человек высказался.

— Чудило с Нижнего Тагила! — голос писклявый, как у раздавленного червяка.

— Как ты со взрослыми разговариваешь? — вырвалось у меня.

— Не смейте орать на ребенка! — одернула «маркиза ангелов».

— Гниль обезьянья! — ругнулся ребенок.

— Так это ваш? Чудный мальчик! — умилился я.

— Пошел на хер, удод! — сказал чудный мальчик.

Толстуха пренебрежительно уронила на стол командировочное удостоверение и документы на проживание, где они благополучно затерялись среди вороха других бумаг.

— Даже не знаю, куда вас поселить, — озаботилась женщина.

Я не стал расстраивать тетю информацией, что «Россия» занята постояльцами едва ли на треть.

— Нехай на конюшне живет! — предложил малец, добрая душа.

— Ну зачем человека обижать, Август! — посетовала женщина.

Шкета звали Август! Надо будет записать этот день в поминальник.

Рядом со столом на стене на гвоздях висели ключи, по обилию которых можно было судить, что мест полно. Администраторша выудила один из самого нижнего ряда с самого края.

— Третья палуба! Каюта номер 13! Не отказывайте себе ни в чем! — радушно пожелала она.

— Чтоб тебе крысы нос объели! — добавил малец.

Кастелянша.

С тринадцатым номером вышел перебор-на нижней палубе каюты вообще не имели никакой нумерации. Выданный ключ подошел сразу к нескольким каютам. Я выбрал с наименее облезлой дверью. Иллюминатор возвышался всего на метр выше уровня грунта и выходил на пустошь. Обзор был чудесный, правда, всего метров на 15 и весь завален мусором.

В каюте находились две двух ярусные койки с тощими полосатыми матрасами, судя по жесткости, набитые колотым пенопластом. Имелся так же стол со следами убийства. На этом обширный перечень мебели заканчивался.

Душ и гальюн в общем коридоре. И, о чудо-свет включался практически везде, безупречная акустика позволяла судить о работе дизель-генератора в машинном отделении.

За бельем надо было подняться по узкой неудобной лестнице к кастелянше на главную палубу. Остальные 3 палубы между собой соединял лифт. Я до сих пор не понимал, наладил ли я отношения с администрацией.

В бельевой находилась неприметная женщина, серая мышка. Она без лишних слов выдала мне все положенное. Радость от нормального общения длилась недолго-в бельевую заглянул младший Скоц-Трухонин.

— Приперся! — обозлено процедил мелкий гаденыш.

— Вали отседа! — по-доброму посоветовал я.

— А то что? — спросил Скоц.

А, правда, что с ним делать? Поймать? А дальше что? Ювенальную юриспруденцию еще никто не отменял. В городе свирепствует фонд Боярникова «Род», это похуже борцов без правил, там собраны лучшие юристы. Мне после Парижа ошибаться нельзя, вышибут без пансиона, буду туфли варить и жрать.

— Не надо ничего делать! — взмолилась кастелянша. — Мне еще тут работать!

Мне тоже, хотелось сказать.

— Да пусть валит на 4 стороны! — махнул я рукой.