Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года

Как он вообще смог выжить в этом криминальном аду, на окраине послевоенного мегаполиса? Да нет же; Чугунов, учившийся с Гагариным и в люберецком ремесленном, и в саратовском индустриальном, утверждает, что в Люберцах было даже “поспокойнее” – и вообще склонен описывать училище как своего рода тихую гавань. Хорошие преподаватели, забота государства (“были на полном государственном обеспечении: нас учили бесплатно, одели в красивую форму молодого рабочего, предоставили места в общежитии, в столовой вкусно кормили три раза в день, a нам, литейщикам, дополнительно выдавали ежедневно 15–20 граммов сливочного масла и по стакану молока” [4]). Общежитие было одноэтажным, барачного типа, домом, где квартировали и учащиеся, и преподаватели. В комнатах жили по 15–16 человек; кровати обычные, пружинные, не двухъярусные; матрацы набиты морской травой; стол, табуретки, тумбочки. Это откровенничает Т. А. Чугунов; Л. Обухова, с чьих-то еще слов, сообщает и другие подробности: комната здесь часто шла на комнату, а группы “превращались в ватаги” [2]. “И в первый же год было у них генеральное сражение с парнями по второму году обучения. Второгодники хотели главенствовать и добивались этого методами откровенного насилия: они становились цепью в узком проходе и ловкими движениями срывали пояса у новичков. Пояса были на защелке под крупной металлической бляхой; раздавался быстрый лязгающий звук – и противник оказывался распояской, в виде, абсолютно унизительном для мужского достоинства!” [2]. И вообще, “случалось всякое, особенно в первый год. Даже скоропалительная «забастовка» из-за невыданных спецовок. Заупрямившиеся ребята решили не выходить из спальни и для этого… залезли под кровати” [2].

“Всем учащимся выдали шинели, девушкам коричневые платья из полушерсти. Обедать ходили группами в столовую соседнего весового завода. После голодных лет войны каша с маслом, мясные щи казались… <…> царской едой” [6]. Да, все это несколько напоминает антураж викторианского работного дома из “Джейн Эйр”, но, с другой стороны, то был мир, где дефицит товаров первой необходимости компенсировался государственной поддержкой, а суровость условий и ранний отрыв от родительской заботы – коллективизмом: если ты детдомовский сирота – а таких в их группе было двое – то все демонстрировали тебе сочувствие и старались как-то тебя обогреть; когда кто-то ездил к родственникам и привозил продукты – сирот кормили в первую очередь [1]; если ты заболевал малярией и денег на лекарства не было, то можно было рассчитывать на то, что приятели укроют тебя всеми своими матрацами, а сами пока будут спать на голых досках [7].

Сам Чугунов, правда, говорит, что, возможно, необъективен: всё ведь относительно, смотря с чем сравнивать. Для него – после войны, когда немцы пытались угнать его с матерью в Германию, – да, люберецкое училище казалось очень и очень спокойным местом. Надо полагать, для Гагарина – подростка, все имущество которого было кепка, китель со значком за спортивные отличия, часы-луковица и подержанный фотоаппарат “Любитель”, – тоже.

У Обуховой есть история о том, как однажды, получив на руки заработанные деньги, молодые литейщики отправились на Перовский рынок “покупать чемоданы”. Чемоданы? “Нам ведь выдавали обмундирование, и хотелось держать его в порядке. Рынок был огромный, шумный, мы в нем чуть не потерялись, но чемоданы купили: большие, неуклюжие, фанерные. Изнутри оклеили их картинками – и остались очень довольны” [2].

Что это за чемоданы с Перовского рынка? Оказывается – Тимофей Андреевич оживляется – у этого случая была предыстория. “Родители нашего одногруппника Миши Седова купили ему там костюм – который им упаковали. Уже в Люберцах, когда развернули, выяснилось, что костюм подменили ворохом тряпок. Юра Гагарин и мы возмутились – и поехали на рынок искать обманщиков. Никого не нашли – но зато сами сделали некоторые приобретения”. Чугунов – военный китель, Гагарин – фанерный чемодан. Какими именно картинками имел обыкновение обклеивать Гагарин свою мебель с внутренней стороны, Чугунов не помнит.

Что касается преступности – опасно ли было перемещаться по улицам с модным чемоданом? – то Чугунову вспоминается, скорее, как они ходили на дежурства вместе с милицией, которая использовала подростков из ремесленного в качестве кого-то вроде юных дружинников; “ходили с удовольствием”.

Анна Тимофеевна, часто навещавшая сына в первые месяцы [14], понимала ведь, что ремесленное училище при заводе – училище, где даже при дефиците учебных мест в сентябре оказывается недобор, – не самое благополучное место на свете, – не знала, разумеется, что им еще повезло. В середине нулевых годов среда деградирует даже по сравнению с послевоенными годами: здесь будет убит директор училища.