Пасть

Граев стиснул левый кулак так, что хрустнули суставы пальцев, и тем же ледяным тоном, слово в слово, повторил свою просьбу. Неизвестно, о чём подумал Зуев — может, о том, что слухи про Граева ходили самые разные, порой зловещие; или про то, что в РУВД у того осталось достаточно друзей, с которыми ему, Зуеву, работать и работать… Следак ушёл и через полчаса вернулся с пачкой фотографий, из вредности заставив Граева написать расписку об обязательстве вернуть в двадцать четыре часа.

Граев неловко, левой рукой, накарябал что-то нечитаемое. И поспешил в управление, в фотолабораторию — благо расстояния между казёнными домами в невеликом граде Пушкине тоже невелики.

Широко расставленные глаза Граева видели в темноте немногим хуже, чем кошачьи. Но сейчас он не мог рассмотреть в кромешной тьме ничего — только два светящихся зеленовато-жёлтых пятнышка. Они висели в призрачной мгле на небольшом расстоянии друг от друга и совсем не нравились Граеву. Он сделал широкий шаг им навстречу, другой, третий — и остановился.

Перед ним сидел Кольванов. А пятнышки были его глазами; то ли они отражали сочащийся непонятно откуда свет, то ли фосфоресцировали сами по себе.

Граев слегка наклонил голову набок — Колыванов тут же скопировал его жест. Впрочем, то, что венчало его вновь обросший густыми волосами торс, лишь отдалённо напоминало человеческую голову — башка зверя с далеко выступающими челюстями. Но черты лица вполне узнавались.

Несколько секунд они молча мерили друг друга взглядами. Потом бывший бизнесмен проговорил — с трудом, с неприятным зубным клацаньем после каждого слова:

— Я сожру тебя, Граев…

— Зачем? — Похоже, Граев искренне удивился. И с этим словом начал неприметное движение — казалось, он обходил Колыванова по кругу, но на самом деле это была спираль, центростремительной точкой которой оказался оборотень.

— А незачем, — проклацал Колыванов. — Сожру.

— Брось, — сказал Граев ласково и проникновенно. — Не стоит, честное слово. Ты ведь мёртвый — да-да, так оно и есть; ты лежишь на столе в морге больницы — не веришь, сходи на Советский бульвар, проверь. И жена у тебя такая хорошая, к поминкам готовится, продуктов накупила — ну зачем, скажи, портить людям праздник? Опять же похороны будут шикарные — цветы, оркестр, сам понимаешь…

Он был говорлив, как никогда, и нёс полную ахинею — а его ход по спирали всё убыстрялся, превратившись в танец, наполненный плавно перетекающими друг в друга движениями. Движениями отвлекающими, завораживающими глаз — как завораживают птицу извивы медленно приближающейся змеи. А когда расстояние сократится и станет достаточным для молниеносного и убийственного прыжка — он прыгнет и ударит.

С проклятым монстром будет покончено навсегда, это ему не пожирать беззащитных детишек — Граев был уверен в победе и кипел боевой злостью. И (о чудо!) правая рука, как встарь, послушно сгибалась и разгибалась, готовясь к смертоносному удару…

Но всё шло не так. Он двигался как должно, но расстояние до Колыванова не сокращалось — наоборот, не шевелясь, не меняя позы, оборотень всё удалялся, уменьшаясь, — и вот уже в темноте опять виднелись лишь две слабо светящиеся точки.

— Я достану тебя, Граев… — донёсся наполненный щемящей тоской вскрик. — Граев, Граев, Граев… Всё хорошо, Паша, всё хорошо… Это кошмар, это дурной сон, сейчас всё пройдет… — Голос твари изменился, превратившись в женский, наполненный любовью и тревогой…

Стиснув зубы, он вынырнул из наполненного ненавистью подземелья и судорожно вцепился в плечо Саши. Наверное, ей было больно, но она ничем не показала этого — придвинулась поближе, прижалась, ласково провела по пылающему лбу… Граев, медленно выдираясь из кошмара, разжал хватку сведённых пальцев и положил руку на её грудь, нащупав мгновенно напрягшийся сосок.

— Хватит, Паша… на сегодня достаточно… — но тон противоречил словам, — о-о-ох, ты хулиган, Павел… бандит, однорукий бандит, а-а-а…

Нежные губы впились в его неулыбчивый рот, и Граев, отчаявшись забыться во сне, забылся наяву…

Глава VI

Наконец Граеву хоть в чём-то повезло. Профессор Гольдман, светило хирургии и травматологии, великий специалист по резаным, рваным и кусаным ранам, вернулся из отпуска три дня назад.

В приёмной толпился народ, но Граев прошёл сквозь жаждущих консультации сограждан легко, как танк сквозь строй лёгкой кавалерии. Секретарша, смазливенькая брюнетка (поговаривали — профессор ещё ого-го!), разочарованно захлопала глазами, не дождавшись от напористого гостя даже маленькой шоколадки.

Гольдман узнал его сразу, хотя после их последней встречи прошло несколько месяцев — такого колоритного пациента не скоро забудешь.

— Здравствуйте, Павел… э-э-э-э…

— Зовите меня Граевым. Так проще, — ответил Граев своей стандартной фразой.

— Да, да, конечно… Что с рукой?

— Спасибо, всё так же. Всё так же паршиво. Но я к вам по другому вопросу. По работе нужна маленькая консультация. — Граев говорил жёстким тоном, никак не дающим возможности извиниться, сослаться на кучу дел и вежливо отказать.