Паук из Башни

Улицы пусты, в домах все источники эмоций приглушены, спящие разумные существа борются со своими дневными страхами и проблемами, погружаясь в забвение. В третьем доме справа все спят, в четвертом тоже все спят. В пятом доме вверх по улице отдыхают почти все, но двое находятся возле пика наслаждения, им не до сна. Пусто, пусто, пусто.

— Его нет. Уходим.

— Но как же…

— Если я не ошибаюсь, скоро агент Ченто объявится. Думаю, его похитили.

И я не ошибся. Ченто вернулся на явочную квартиру следующим утром. Вот только это был уже совсем другой человек. Бедолага поседел, стал бел, как бумага, руки его тряслись, а безумные глаза вращались в орбитах, лихорадочно блестя. Внутри него воцарился тихий животный ужас.

— Где вы были? — спросил я, сжимая его руку и деликатно касаясь эмоций.

— Не знаю, — тихим плачущим голосом ответил он.

— Кто вас забрал?

— Не знаю.

— Чего они хотели?

— Передать послание.

— Кому?

— Верховному дознавателю.

— Что за послание?

— Они… они хотели встретиться с вами, мой тан. Они сказали, что у них есть ответы… и условия.

— Какие условия?

— Завтра, в предрассветной темноте, без охраны. Вы можете взять с собой горничную, но никого больше. Всех остальных… они убьют.

— Вот как? И где же место встречи?

— Там… рядом с местом, на котором… простите…

— Не бойся, говори.

— Рядом с местом… они сказали… на котором порченый тан потерял ноги… простите, мой тан.

— Ничего страшного. Агент, я направляю вас в отпуск. Бессрочный, за счет государства. За свой пока что, но когда все закончится, я выбью вам роскошную пенсию, на все хватит.

— Спасибо, мой тан… Я… я знаю, что должен проявить рвение и показать, что я хочу и готов служить дальше… но… я так боюсь!

И Соли Ченто расплакался. Клянусь, этот мужчина не раз проявлял себя человеком каменного характера и участвовал во многих боевых операциях. Но седой старик, сжавшийся на стуле, уже не тот крепкий и надежный оперативник. Теперь это высосанный до дна, а потом наполненный страхом калека, который до конца жизни будет видеть кошмары по ночам.

— Я пойду.

— Митан, это неразумно. Посмотрите на него, бедолага хнычет, как… как…

— Неважно. Мне посулили ответы, а они мне нужны больше, чем воздух. Ответы, Торш! К тому же я хочу посмотреть на тех, кто смог сотворить такое со здоровым взрослым мужчиной.

— Я прикажу подготовить…

— Вы не умеете слушать, Торш? Вы оглохли? Они сказали, что убьют любого, кроме меня с Себастиной. А судя по тому, как ловко они похитили человека, мне верится, что они не шутят. Я даже Луи с Мелиндой не позволю идти. А теперь закройте рот и не забывайтесь, Торш. Я все еще верховный дознаватель. Посмертно, но все же.

День и ночь прошли как на иголках. Я выгнал из каморки всех, кроме Себастины, заперся, зашторил окна и уселся в самом темном углу. Я просчитывал варианты, складывал воедино фрагменты головоломки, пытаясь понять, догадаться, выяснить, кто вошел в игру, распахнув дверь пинком ноги. Он, или они, как говорил несчастный Ченто, следили за мной. Тоже. Кто только не следил за глупым верховным дознавателем, кто только не знал о каждом моем шаге! Разрушение Ночной Стражи было вопросом времени, и я не видел этого. Не видели Пауки до меня, и не видел я. Мы… немощны. Да, самое подходящее слово. Ночная Стража была немощна, хотя внушала страх, и она почти погибла, когда нашелся тот, кто не испытывал страха. Страх, все, что у нас было, наше самое главное, самое сильное оружие. Оказавшееся совершенно бесполезным против бесстрашных фанатиков, жаждущих смерти. Я чувствовал себя жалким. Не жалел себя, а просто чувствовал себя жалким. И злым. Как там писал поэт? «Я вижу, как сжимаются персты на рукояти острого кинжала, я вижу, как вершит свой суд мое стальное жало». Я хотел кого-нибудь убить.

— Ты готова, Себастина?

— Всегда, хозяин.

— Идем.

Низко натянув капюшон, хромая и опираясь на трость, я вышел в грязный внутренний дворик и зашагал по узким улочкам Маленького Дзанкога, увешанным красными пайшоаньскими фонарями, свисающими с выгнутых углов крыш пагод. В отличие от большинства остальных районов Старкрара, в Маленьком Дзанкоге жизнь ночью и не думает замирать. Повсюду ходят шумные невысокие люди с характерной складочкой над верхним веком, громко и со вкусом торгуются.

Мы пешком добрались до канала. Пришли раньше назначенного срока, так что я позволил себе посидеть в лапшичной. Невольно вспомнился взрыв, который на некоторое время лишил меня ног. Глупо, конечно, но мне показалось, что после очередной порции лапши меня вновь будет ждать нечто столь же болезненное и неприятное. Хотя не так уж и глупо.

— Пора.

Мы направились к складам, но внезапно я почувствовал укол чего-то необычного, чего-то… Как будто проглотил маленького морского ежа, а он начал расти у меня в животе, и теперь его тонкие ядовитые иглы пронзали желудок… Именно такое чувство я на миг ощутил.

— Нет. Рядом. Они четко дали понять, что на складах нам делать нечего. Вон тот проулок.