Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

М.М. Этот тип поведения был вынужденным или вполне сознательным?

Ф.Г. Вынужденным, конечно. Но часто бывает – то, на что нас вынуждают, приносит нам пользу. Конечно, будучи молодым человеком, приехавшим из провинции, я тоже хотел приобщиться… Но нечто внутреннее мешало этому. Я не умел играть в эти игры, мне становилось неприятно. Вот эта атмосфера салонов, эти друзья Бродского – Рейн, Найман…

М.М. Вы были знакомы?

Ф.Г. Мы учились вместе на Высших сценарных курсах, но это не компания моя. Это люди «оттуда». В основном я общался лишь с теми людьми, с кем работал в кино, кто снимался в моих фильмах. Поэтому круг этот быстро менялся.

М.М. Раз уж речь зашла о кино – не отрекаетесь ли вы от того, что было создано вами в тот период? От сценариев таких популярных фильмов, как «Раба любви», «Седьмая пуля», «Солярис»?

Ф.Г. Нет, ни в коем случае, хотя я их делал и с целью заработка тоже. Ведь это же моя профессия. Было еще несколько сценариев, но они попадали в руки не очень талантливых людей… Но я ни от чего не отрекаюсь. И теперь, после десятилетнего перерыва, продолжаю работать в кино. Вот сейчас в Италии снимается фильм о Тамерлане по моему сценарию, его делает режиссер из Ташкента Али Хамраев, тот, что снимал «Седьмую пулю». Сейчас идут разговоры о новом фильме, о Шагале. Его будет делать на деньги одной немецкой фирмы молодой режиссер Саша Зельдович, сын Аллы Гербер. В театрах тоже обратили на меня внимание. В театре Луи Барро молодой режиссер Жозанна Руссо делает уже вторую инсценировку «Ступеней». А Бернар Собель, который в свое время ставил «Бердичев» в концертном исполнении в театре Арианы Мнушкиной, теперь открыл свой театр и собирается ставить эту пьесу там. Жаль, что она не опубликована пока в России. Но первым ее опубликует на украинском журнал «Днипро»…

М.М. Недавно мне попалась в руки ваша пьеса «Волемир» о которой вы, наверное, и забыли. Она хранилась все эти годы в литчасти Большого драматического, у Дины Морисовны Шварц…

Ф.Г. Неужели? Нет, я не забыл. Да-да, Товстоногов… Он тоже, конечно, человек 60-х годов, хотя, в отличие от многих, обладал немалым талантом. Он держал нос по ветру и понял про меня: это не тот человек, которого надо ставить.

М.М. Вы ему много пьес предлагали?

Ф.Г. Нет, после этого – ничего… Да я ему и «Волемира» не предлагал, ему Саша Свободин ее дал. А потом Леонид Зорин рассказал мне, что он был у Товстоногова, тот прочитал пьесу и сказал: талантливый бредешник! Он же ничего не понял…

М.М. Видимо, просто это драматургия совершенно иной эстетики, такая пьеса не могла идти в театре Товстоногова…

Ф.Г. Ее еще хотел ставить Юрский, но он, наверное, боялся…

М.М. Вот уж во что трудно поверить!

Ф.Г. Ну, во всяком случае возможностей не было. Да и не очень рвался, по-моему. Но если б ему дали – наверное, поставил бы с удовольствием. Потом еще Ефремов хотел за нее браться… А сейчас вот ко мне группа бродячих актеров обратилась из Москвы, под предводительством Славы Любшина, тоже хотят ее ставить, но не знаю, что из этого получится. Разве зритель пойдет на такое? Ну пусть попробуют… Она опубликована сейчас в журнале «Время и мы» в Америке.

М.М. Я знаю, что несколько московских театров репетируют сейчас и «Детоубийцу», и «Бердичев», но, честно говоря, трудно поверить, что из этого что-то выйдет. В нашем театре при снижении исполнительского уровня слово играет все меньшую роль. А ваши пьесы непомерно велики по объему, в них обширные монологи…

Ф.Г. Но ведь и в «Гамлете» – двести страниц. Я считаю, что театра без слова не может быть, это все дурное влияние кино, которое тоже потеряло слово. Не знаю, как в России, но в тех странах, что должны поднимать свой язык, который потерян, театр играет решающую роль. Гораздо бóльшую, чем кино. Небольшие театры во многих городах – это и есть учителя языка. А то, что в драматургии долгие годы тоже господствовали дилетанты, – это беда театра. У меня скоро в «Искусстве кино» будет повесть «Искра», почитайте. Там есть персонаж, которого звали Миша. Меня долго уговаривали, чтобы я поменял на Яшу. От Яши я отказался, согласился на Гришу.

М.М. А кто все-таки прототип?

Ф.Г. Они считают, что Шатров.

М.М. Это правда?

Ф.Г. А вы почитайте. Все эти так называемые «либералы» – люди беспредельно бездарные. А Шатров – это же личность отвратительная, аморальная! Он вел против меня открытую борьбу, ходил в ЦК, жаловался – из конкурентных соображений.

М.М. Но в чем между вами могла быть конкуренция?