Печальные ритуалы императорской России

Наступал главный день. Повторенный трижды троекратный выстрел пушки Нарышкина бастиона Петропавловской крепости служил сигналом к трем этапам построения процессии. В день погребения из Петропавловской крепости в 6 часов утра давался сигнал тремя пушечными выстрелами, предупреждавший о собрании всех к церемонии. Над крепостью поднимался черный флаг, а викарий Санкт-Петербургской митрополии в Петропавловском соборе начинал божественную литургию в ожидании прибытия процессии. По этому сигналу все участники траурного действа занимали свои места: знатные особы и духовенство – в императорском дворце, остальные – в оговоренных домах по маршруту. Перед выходом императорской фамилии по пущенной ракете давался из крепости второй сигнал тремя пушечными выстрелами, по нему вся процессия должна была построиться, включая тех, кто был назначен к несению регалий. По прибытии царской семьи в Траурную залу члены Синода с придворным духовенством отправляли литию, по окончании которой генерал-адъютанты (со второй половины XIX в. – великие князья) снимали императорский гроб с возвышения, накрывали крышкой, далее, следуя за священниками, поющими «Святый Боже», несли его по парадной лестнице, покрытой черным сукном, и устанавливали на Печальную колесницу. Чем ближе к Печальной колеснице находился участник действа, тем выше было его положение в обществе. Назначенные к держанию штанг и шнурков балдахина ожидали выноса тела на своих местах, все лица, стоявшие в центре процессии ближе к телу усопшего государя, составляли элиту общества. Например, при погребении императора Николая I эту почетную миссию выполняли: у штанг четыре генерал-адъютанта – бароны К. К. Притвиц и П. А. Вревский, Я. И. Ростовцев, В. И. Назимов; при кистях – генерал-адъютанты В. К. Кнорринг 1-й, граф П. А. Клейнмихель, Ф. Ф. Берг, С. П. Сумароков, К. К. Засс, барон Е. Ф. Мейендорф, А. И. Фельдман, А. И. Толстой и генерал-майоры свиты его величества М. В. Пашков, В. М. Шварц, В. И. Назимов, Д. В. Путята и князь В. А. Долгоруков 2-й; передние кисти покрова поддерживали генерал-майоры князь А. Ф. Прозоровский-Голицын и Н. Н. Анненков 5-й.[580]

Начало движения определялось по пущенной ракете. Из крепости начиналась пушечная пальба каждую минуту по одному выстрелу, а в придворной и прочих церквях, мимо которых проходил кортеж, перезвон. В шествии находились военные музыканты – трубачи и барабанщики.

Печальная процессия была кульминацией всех траурных мероприятий. Граф де Гордт, находившийся не по своей воле в тот момент в России, оказался вынужденным свидетелем похорон императрицы Елизаветы Петровны: «Церемония эта была очень пышна и великолепна, но вместе с тем и очень мрачна, на всем пути от самого дворца до церкви, по всем прилежащим улицам и на льду через Неву, положили доски в роде моста. В 10 часов утра раздался благовест со всех церквей, и войска вытянулись шпалерами на всем протяжении, по которому следовала процессия. Триста человек первого гвардейского полка открыли шествие, и более трехсот священников в полном облачении и с пением следовали за ними, по двое в ряд. Все короны и ордена… были несены вельможами, шедшими один за другим, в сопровождении камергеров. Всадник, одетый с головы до ног в латы, ехал на парадной лошади, которую вели два конюха. Гроб, покрытый черным сукном и богато украшенный серебряною парчою, был поставлен на колесницу, запряженную в восемь лошадей и убранную черным бархатом. Балдахин, отделанный таким же образом, был поддерживаем генералами и сенаторами, которые имели ассистентами гвардейских офицеров. Вслед за гробом шел император (Петр III. – М. Л.), одетый в большой черный плащ, который несли двенадцать камергеров, держа каждый по зажженной свече. За императором следовал, как самый близкий из родственников, принц Георг Голштинский, а за ним – принц Голштейн-Бекский (оба – дяди Петра III. – М. Л.). Государыня (Екатерина II. – М. Л.) шла также пешком, держа в руках зажженную свечу, и точно так же облаченная в плащ, который поддерживали придворные дамы. Триста гренадеров замыкали шествие. Лишь только поезд тронулся, началась пальба из пушек, по выстрелу в минуту, и продолжалась до тех пор, пока гроб не был внесен в церковь, а затем последовало триста выстрелов из крепости и адмиралтейства. Тот же порядок был соблюден и по окончании погребения, во время возвращения всех присутствовавших во дворец. В этот день все обедали у себя дома и вечер проводили в уединении, как будто общая скорбь была вполне искренна и действительна; но на другой же день не было и речи об императрице Елисавете Петровне, точно она никогда и не существовала. Таково обычное течение всех дел мира сего: все проходит, все забывается!»[581]