Печать Раннагарра

Синие глаза Дэррэка лучисто заискрились, и он мягко и печально усмехнулся, с какой-то невероятной теплотой разглядывая жену брата.

— Порывистая, словно вольный ветер, обжигающая, как огонь, прямая и несгибаемая, будто каменный утес. Имя этому сокрушительному шторму чувств — Оливия. Я не мог ошибиться, Колючка. Это была ты, — немного помолчав, мужчина, больше утверждая, чем спрашивая, произнес:

— Ты ведь только что была рядом с ним? Это от него ты бежала? — Оливия неловко поежилась, пряча от Дэррэка взгляд, но ему уже не нужен был ее ответ, он и так все понял. — Почему ты хочешь поехать с ним? Зачем тебе это нужно? — внезапно поинтересовался он.

Ли пожала плечами, не зная, что ему сказать. Да и о чем можно было говорить, если она сама не знала, зачем ей это нужно.

— Я не знаю, — качнула головой она. — Но так велит мне мое сердце.

— Сердце? — заинтересованно заглянул в лицо девушки Дэррэк — И ты всегда его слушаешь?

— Всегда, — гордо подняла голову Оливия.

Дэррэк понимающе улыбнулся. Голос его прозвучал хрипло, мягко и немного насмешливо:

— Все же ты удивительная, колючка Оливия. И еще… невероятно красивая, когда надеваешь платье.

Непривыкшая к комплиментам такого рода, Ли совершенно смутилась, нервно проведя ладонями по бедрам, словно пыталась разгладить невидимые складки.

— Тебе что-то от меня нужно? — подозрительно поинтересовалась она.

Мужчина весело рассмеялся и, склонив голову клевому плечу, задорно хмыкнул:

— И что же ты везде подвох видишь, Колючка? Скажи своему сердцу, что я позабочусь о Лэйне, пусть не волнуется.

Удивленно подняв на брата Ястреба глаза, охотница благодарно вздохнула:

— Спасибо. Я буду тебе очень признательна.

Немного помедлив, она, молча обойдя мужчину, медленно побрела дальше по коридору, уже не испытывая потребности куда-то бежать без оглядки.

— Ли! — окликнул ее Дэррэк и, дождавшись, когда девушка повернется, неловко помявшись, попросил:

— Ты присматривай там за ним. Я заметил, что его парни тебя слушаются…

Тихо вздохнув, Оливия кивнула головой, коротко пообещав:

— Хорошо.

— Спасибо, — шепнул Дэррэк.

— Не за что, — стремительно развернувшись, Оливия быстро пошагала к себе в комнату, а глядящий ей в спину Дэррэк грустно усмехнулся.

— Есть, за что, Оливия. Есть, за что…

* * *

Ворочаясь в кровати, Ли долго не могла заснуть. Закрывая глаза, она видела пляшущий смычок и слышала музыку, только сейчас понимая, что и вправду была ее частью. Она вместе с ней парила под облаками, разбивалась морскими брызгами о берег, возрождалась из пепла и расцветала горьким цветом вишни по весне. И если Ястреб действительно играл ее душу, то почувствовал он ее очень чутко и тонко. Ни отнять, ни добавить.

И она тоже чувствовала… почему-то чувствовала его смятение, отчаяние, рвущиеся, словно струны, нервы, и боль. Только лучше бы не чувствовала, потому что в ее душе теперь царила абсолютная путаница и сумятица, разобраться с которой у Ли просто не было сил. Не существовало больше абсолютно белого и черного: все смешалось в размытую палитру полутонов и оттенков, между которыми не было четких границ. Жизненные ориентиры разбились в один день вместе с разъедающей душу ненавистью о незыблемую стену правды.

Понимая, что пришлось пережить герцогу, Оливия испытывала к нему жалость: простую бабью жалость, для которой едино равны были брошенный в реку слепой котенок или убитый горем взрослый мужчина, но вспоминая то, как он поступил с ней, Ли чувствовала горькую обиду и боль. Жалость, обида и боль сплетались в один сплошной клубок, и охотница не понимала, чего в нем больше и в какую сторону ей теперь идти.

Наверное, поэтому она и увязалась за Ястребом следом, потому что бороться и сражаться для нее было проще и понятней, чем рыться и разбираться в своих чувствах. Вся ее жизнь была бесконечной борьбой с самой собой и терзавшими ее душу демонами. Только с оружием в руках, в движении и преодолении трудностей она ощущала себя самодостаточной, уверенной и сильной.

Повздыхав и покрутившись еще немного, Ли яростно взбила руками подушку, а потом, мысленно приказав себе спать, закрыла глаза и моментально вырубилась. Этому ее тоже научил Джедд: ненужные мысли перед дальней дорогой мастримы отбрасывали, как мусор, иначе вместо надежного помощника рисковали получить в пути обузу.

* * *

Лэйн осторожно отогнул одеяло и, чтобы не разбудить спящего рядом Джедда, взяв сапоги в руки, на цыпочках прокрался к выходу. Мальчик искренне не понимал, как мастрим может спать, да еще и храпеть, когда в доме звучит такая музыка.

В Хелликию иногда приезжали бродячие менестрели, и тогда все прохожие зеваки собирались послушать их пение и игру на лютне. Сейчас играл какой-то другой инструмент, но играл так красиво и печально, что Лэйну очень хотелось плакать. А еще очень хотелось посмотреть, кто может создавать такую невероятную музыку, от которой пронзительно щемило и замирало сердце.