Что показывают эти примеры? Они иллюстрируют наблюдение, что есть люди, в которых имеющийся в жизни комизм вызывает естественную реакцию – смех. Способность к такой реакции – явление положительное; оно есть проявление любви к жизни, жизнерадостность. Но встречаются люди, к смеху отнюдь не расположенные. Причины этого могут быть различные. Если смех есть один из признаков даровитости, если к смеху способны одаренные и вообще нормальные живые люди, то неспособность к смеху иногда может быть объяснена как следствие тупости и черствости. Неспособные к смеху люди в каком-нибудь отношении бывают неполноценными. Может ли смеяться чеховский Пришибеев, или человек в футляре Беликов, или полковник Скалозуб? Они смешны, мы над ними смеемся, но если вообразить их в жизни, то, очевидно, что к смеху такие люди неспособны.
По-видимому, есть некоторые профессии, лишающие ограниченных людей способности смеяться. Это в особенности те профессии, которые облекают человека некоторой долей власти. Сюда относятся чиновники и педагоги старого закала. «В городском архиве до сих пор сохранился портрет Угрюм-Бурчеева. Это мужчина среднего роста, с каким-то деревянным лицом, очевидно никогда не освещавшимся улыбкой» – так Салтыков-Щедрин изображает одного из градоначальников в своей «Истории одного города». Но Угрюм-Бурчеев не единичный характер, а тип. «Это просто со всех сторон наглухо закупоренные существа» – так говорит о подобных людях Салтыков-Щедрин. К сожалению, такие «агеласты» (т. е. люди, неспособные к смеху) часто встречаются в педагогическом мире. Это вполне можно объяснить трудностью профессии, постоянством нервного напряжения и пр., но причина не только в этом, а в особенностях психической организации, которая в работе педагога сказывается особенно ясно. Недаром Чехов своего человека в футляре изобразил педагогом. Белинский в очерке «Педант» пишет: «Да, я непременно хочу сделать моего педанта учителем словесности». «Преподавателям, неспособным понять и разделить хороший смех детей, не понимающим шуток, не умеющим никогда улыбаться и посмеяться, следовало бы рекомендовать переменить профессию»
(В. Я. Пропп).
Последнее утверждение звучит весьма зловеще. Отчасти «утешает» лишь то, что педагог хотя бы в данном контексте наконец-то приравнен к чиновнику.
Грустный пример полного отсутствия чувства юмора продемонстрировал однажды один из наших педагогов на выпускном вечере. На школьной сцене было развернуто заседание суда присяжных. В качестве подсудимых выступали учителя, которые обвинялись в различных грехах. Например, в преступном вовлечении подростков в факультативные занятия, в заражении детей пагубной страстью к знаниям, в совращении несовершеннолетних, выразившемся в привитии им патологического пристрастия к математике, и т. д. и т. п. Каждому учителю, как водится, предоставлялось последнее слово подсудимого, где он мог привести необходимые аргументы в свою защиту. Под громовые раскаты смеха в зале учителя «выкручивались» как могли, но неотвратимо получали оправдательный приговор, а в придачу к нему еще и шутливый подарок, зримую метафору их так называемого преступления. Математик – туристский топорик, чтобы с его помощью, подобно папе Карло, из неотесанных бревен создавать вполне смышленых мальчиков в математическом классе, литератор – игрушечную лиру, дабы мог пробуждать чувства добрые у следующих поколений юных филологов, историк – игрушечный пылесос: неоценимый инструмент для сбора пыли веков.
Все шло как нельзя лучше, в зале царило веселое, приподнятое настроение, пока одна учительница категорически отказалась выйти на сцену, заявив при этом, что, подобно герою романа М. Горького «Мать» Павлу Власову, она признает единственный суд: суд своей партии. Дело происходило в конце семидесятых годов, и подобное заявление меньше всего походило на шутку. Над залом нависла гнетущая тишина. Этот демонстративный жест как нельзя лучше выражал идеологическую позицию данного педагога, несогласного с превращением серьезной процедуры выпускного вечера в балаган. Что ж, она имела право на свою точку зрения, но оборотной стороной ее «принципиальности» было рекордное количество конфликтов с учащимися и их родителями в течение учебного года. Среди прочих причин напряженных взаимоотношений с детьми у этого учителя не последнее место занимало полное отсутствие чувства юмора. Бог судья пожилой учительнице, которая вскоре была вынуждена уйти из школы.