В этот момент в трале взорвалась японская мина. Не имея возможности заменить его под усиливавшимся огнем, эсминцы подали сигнал об опасности, после чего обрубили тросы, избавившись от его остатков, и начали свободно маневрировать. Нащупав, таким образом, границу японского минного поля и не став приближаться к ней, Иессеи главными силами начал разворот на обратный курс последовательно через правый борт, выводя свой отряд снова на протраленную полосу. Когда закончили этот маневр, броненосцы дали полный ход, возобновив обстрел батареи и стоянки, теперь из всех стволов правого борта.
Но оказалось, что противник еще не исчерпал все возможности своей обороны. Скоро удалось разглядеть, что с северных румбов приближаются два авизо, вспомогательный крейсер и целых семь истребителей. Это их дымы видели над туманом. Дистанция в момент опознавания не превышала трех миль и быстро сокращалась. Они не прекратили преследование, даже когда плутонги стодвадцаток и трехдюймовок с обоих броненосцев береговой обороны начали бить по кормовым секторам левого борта, оставив в покое батарею в лесу.
Наши эсминцы тем временем, перестроились в колонну западнее, между броненосцами и берегом, и старались закрыть главные силы своим дымом. Но успеха не имели. Ветром его сразу рвало в клочья и быстро сносило за корму, так что он мешал больше нашим наблюдателям и наводчикам, чем японским. Несмотря на все их усилия, частота и точность ответных залпов разозленной охраны стоянки только увеличивались. При этом к обстрелу с японских кораблей присоединилась и начавшая приходить в себя береговая батарея. Но вскоре ее залпы начали ложиться с все большими недолетами. Отряды явно выходили из сектора ее стрельбы.
Как только транспорты окончательно скрылись из вида за изгибом береговой черты, на упорных преследователей сразу переключились и обе кормовые башни, быстро убедив их отказаться от продолжения погони. Авизо и вспомогательный крейсер развернулись и быстро пропали из вида. Только миноносцы, сбавив ход и сохраняя достаточно безопасную дистанцию в 45–50 кабельтовых, проводили русские отряды до входа на гензанский фарватер у острова Ун-до. После этого они не ушли назад к стоянке, а держались ввиду островов весь день до наступления темноты.
Вернувшись в Гензан, Иессен узнал, что днем там слышали по радио телеграмму, судя по позывным, уже ретранслируемую из Владивостока, но принять ее текст не удалось. Передачу прервали японцы. В данный момент связи ни по радио, ни по телеграфу ни с одним из наших укрепленных районов в Корее, ни с главной базой все так же не было.
До конца дня экипажам было приказано отдыхать в казармах на берегу. Тем временем силами порта эсминцы снова догрузили углем и водой со стоявших здесь пароходов, проверили и исправили, где это потребовалось, механизмы, подготовив их к новой вылазке, намеченной уже на эту ночь. Оставшиеся тралы сдали обратно на портовые склады, чтобы иметь возможность использовать все свое штатное вооружение.
Следующей целью Иессен выбрал бухту Ионджиман. По сведениям, полученным от корейцев и пленных, японцы организовали там стоянку и угольную станцию для своих легких дозорных сил, развернутых у мыса Пещурова. Местные рыбаки видели в том районе одно крупное и около десятка мелких паровых судов, явно чужих. Кроме того, японцы конфисковали еще и их шхуны, стоявшие до того в бухте Чанчхенхан (немного западнее у селения Косой), а к самой бухте запретили приближаться даже на весельных лодках, открывая огонь с выставленных дозорных судов и постов на берегу без предупреждения.
Для набега предполагалось использовать все три эсминца. Учитывая, что действовать отряду придется в основном по обстановке, решили отправить с Андржиевским и студента-востоковеда, приехавшего аж из самого Петербурга, единственного квалифицированного переводчика, имевшегося в распоряжении гензанского гарнизона.
Риск, конечно, был большой, поскольку кроме него в порту имелось только трое корейских купцов, могущих довольно скверно толковать по-японски, но этот пылкий юноша из добровольцев к тому времени уже совершенно извел контр-адмирала постоянными просьбами поручить ему какое-нибудь важное дело. При этом с «коварной местью» своего непосредственного руководства в виде вороха трофейной документации в штабе Гензанской крепости он разобрался всего за сутки, подтвердив высокую квалификацию. Боясь опоздать, этот полиглот прерывался только на чай и два часа сна, даже не обедав. А с раннего утра снова начал активно донимать адмирала и добился-таки своего.
Еще до наступления полной темноты эсминцы в сопровождении одного из дозорных катеров, выполнявшего роль лоцманского судна, вышли из гавани южным проходом и двинулись далее на восток вдоль самого берега. На катере кроме экипажа находились корейцы, легко ориентировавшиеся в этих местах. Но на всякий случай шли не спеша, малым ходом, ведя постоянный промер глубин лотом.