Первая Государственная дума. От самодержавия к парламентской монархии. 27 апреля – 8 июля 1906 г.

Что Трепов потом всецело воспринял эту мысль, видно и из того интервью, о котором я говорил и которое он дал агентству Рейтера; в нем он категорически заявил, что «ни коалиционное министерство, ни министерство, взятое вне Думы, успокоения стране не дадут». Удивляться на решительность этого заключения нечего. «Неофиты» часто идут дальше тех, кто давно думал об этих вопросах. Но если он и мог 6 мая так думать, то как его государственный опыт все-таки ему не подсказал всю нежизненность этого плана после того, когда позднее определилось настроение Думы и кадетская тактика? Кадетское министерство, несмотря на новизну для них этого дела, он мог бы bona fide поддерживать, если бы Дума и ее руководители хотели действительно укреплять конституцию, а не «углублять революцию»; если бы в 1906 году кадеты явно не делали того же самого, за что в 1917 году они стали упрекать «революционную демократию». Трепов мог себе делать иллюзии относительно кадетов, только пока не было думского адреса и не было той резолюции Думы 13 мая, отступать от которой кадеты уже не могли. Но как после всего того, что он видел, он мог поддерживать идею кадетского министерства? Или он, человек, преданный Государю, смотрел на перспективу революции с философским спокойствием?

На этот недоуменный вопрос воспоминания Извольского дают любопытный ответ.

Извольский о треповском эпизоде узнал много позднее, почему его ошибочно и поместил ко времени после роспуска Думы. В воспоминаниях спутать точную хронологию очень легко. Но Извольский не мог ни забыть, ни придумать тех объяснений, которые в разговоре с ним сам Трепов своему поступку давал. Трепов ему потом говорил, что отлично понимал опасность кадетского министерства; понимал, что оно революционный взрыв рисковало ускорить. Но этого он, как и Милюков, не боялся. Только по совершенно другим основаниям. При конфликте кадетского министерства с Монархом сомневаться в победе Монарха он в то время не мог. А тогда конфликт стал бы для Монархии только полезен. При расправе с кадетами мог быть до некоторой степени восстановлен и старый порядок. Вот почему чисто кадетское министерство казалось и ему предпочтительней тех коалиционных кабинетов с участием умеренных общественных деятелей, за которые ратовал тогда сам Извольский и которых Милюков не хотел.

Было ли это объяснение, похожее на признание в провокации, искренно или было придумано, чтобы свой план задним числом оправдать? Трепов был очень примитивный политик, но не был ни трусом, ни провокатором, и понять правду нетрудно.

Характерны слова его интервью агентству Рейтера, которые Милюков сам в «Речи» приводит. «Кадетское министерство, – говорил Трепов, – сопряжено с большим риском, но страна находится в таком положении, что на этот риск надо пойти. – И он прибавлял: – Если даже это средство не поможет, придется – и только тогда – обратиться к крайним средствам».

На эти последние слова не обратили внимания, а в них вся разгадка. Трепов яснее, чем Милюков, видел другую сторону дела. Если задача кадетам удастся, тем лучше; это путь наиболее краткий. Но если они со своим министерством провалятся и революции остановить не сумеют, то власть была еще достаточна сильна, чтобы и без их помощи революцию остановить физической силой. И тогда стало бы возможно отменить и конституцию, которая себя не оправдала. Трепов об этом не стал бы жалеть. Милюков не превратил его в «конституционалиста» по убеждению. А расчет правых на выгоду «временного торжества революции» был вовсе не нов. Он не раз находил сторонников в разнообразных кругах. Нм в 1905 году оправдывал свою «слабую» политику Витте, ссылаясь на тактику Тьера с коммуной. На то же надеялись и те, кто в 1917 году не хотели против большевиков защищать правительство Керенского. К моему изумлению, в 1908 году однажды так рассуждал и М.А. Стахович. На это рассуждение намекали и слова Трепова в его интервью: «Если не поможет кадетское министерство, то тогда – и только тогда – возможно станет обратиться к крайнему средству».

Итак, Трепов в своей авантюре оставался верен себе; но это обнаруживает, как вся эта попытка была далека от реальности. Она не столько политический акт, сколько забавный сюжет для экрана. Для него ресторанная встреча двух видных врагов – благодарная тема; оба собеседника друг друга разыгрывали, хотели друг друга для своих целей использовать и в результате оба попались. Трепов за нее заплатил своим положением, а Милюков поплатился с другой стороны; легкая «победа» над Треповым ему ослепила глаза, когда зашел уже второй, более серьезный и реальный разговор на эту же тему.

* * *

Вторая попытка имела совсем другой характер, чем первая. Они исключали друг друга. В переговорах с Треповым Милюков хотел использовать революционную ситуацию, чтобы создать кадетское парламентарное министерство с кадетской программой. Это было бы полной победой Думы над исторической властью.