– РОдить можно и тут…, – в кухню зашла баба Федя со щербатой чашкой в старушечьей руке, шаркая тапочками. В длинном халате не с плеча, выцветшем спереди и очень ярком сзади. Седые волосы заколоты на затылке. – Только она тут не будет. Далеко поедет. И очень скоро. Не вижу я ее здесь среди нас. Да и не место ей. Иного полета птица…Далеко улетит и высоко.
Пробормотала, потом своими полуслепыми глазами на Зинку посмотрела.
– Можно кипяточку бабе?
– Можно, конечно, баб Федь. Вы б не шли на кухню, послали кого из ребятни.
– Да я и сама могу. Вставать надо и ходить. Движение – жизнь.
Она словно забыла про то, что сказала, и теперь смиренно ждала, когда ей в чашку нальют кипятка. Пользуясь моментом, Валя положила в чашку пакетик с чаем и насыпала две ложки сахара. Бабуля не заметила, она в окно смотрела.
– Гроза будет. И…проблемы.
Изрекла как-то очень уверенно. Хотя на небе ни облачка. Сумасшедшая она какая-то. У меня от нее мороз по коже и мурашки. Очень странно слышать ее изречения, когда словно мимо тебя глазами своими светлыми смотрит.
– Маринааааа! – в кухню забежала Анечка. Глаза огромные, испуганная, – Лизка заперлась в квартире! Что-то творит…они с Ромкой поссорились…она вся в слезах закрылась. У Ромки другая девка. Любка звать. Только из столицы приехала. Мне страшно.
Я выронила чашку с чаем и побежала к квартире, но дверь, и правда, заперта изнутри.
– Лиза! Лизонька, ты что! Лиза, открой! Лизаааа!
Долблюсь в дверь, но никто не открывает.
– Черт, и из мужиков никого нет дверь взломать.
– Я сейчас…сейчас!
Бросилась на улицу, по пути хватая молоток возле двери, выбегая во двор.
– Стремянку несите! – закричала, глядя вверх на окно на втором этаже.
– Совсем рехнулась? Куда лезть с пузом? Ты что! Вдруг упадешь!
– Не упаду! Быстрее!
Сердце бьется сильно тревожно, так, что хочется кричать от ужаса и предчувствия нехорошего.
– Лизааа! – закричала еще раз с улицы. – Лиза! Немедленно прекрати! Лиза!
Черт! Что ж такое делается! Как я не заметила, что с Ромкой этим не просто взгляды! Вся в себя ушла, вся в свое горе. Идиотка! Это же его дочь! ЕГО! Я должна была смотреть! Обязана! Он мне их доверил! Женщины притащили стремянку, и я стремглав влезла по ней, только со второго раза разбила окно и ввалилась в квартиру. Лизка бледная на полу сидит, из стороны в сторону раскачивается. Дверь отворила, вбежали женщины. Валя бросилась к ней.
– Бледная сильно! Губы синие! Что ты наделала? Что выпила, говори? Говори!
И по щекам ее со всех сил, чтоб в себя пришла, а она реветь давай, и изо рта запах керосина.
– ДУРА!
Еще раз по щекам все сильнее. Снаружи послышался сильнейший раскат грома, и начался проливной дождь. Баба Федя не ошиблась.
– Марганцовку давайте, срочно. Пошлиии!
За шиворот девчонку и в туалет, на колени над унитазом.
– Быстро два пальца в рот. Несите воды теплой с марганцем и побольше!
Мне совсем нехорошо, и тошнота к горлу подкатывает, трясет всю. Как же так? Как же у меня перед носом.
Потом часом позже, Лиза плачет, уткнувшись мне лицом в грудь, худенькие плечи трясутся.
– Он меня целовал…трогал. Все красиво так было. Мечтали, как в конце лета вместе в город умчим…а потом эта…эта приехала, и он больше не приходил. А потом…потом с ней. А вчера на озеро ее повез. Наше озеро, там же с ней сидел. На нашем месте, и целовал.
Я ее по голове глажу, а самой стыдно до боли в костях. Ничего я не видела, ничего не понимала.
– Лизонька, девочка моя. Ты что…из-за него вот так?
– А ты из-за папы? Ты на себя посмотри. Тень, а не человек. Я с тобой уже почти полгода не разговариваю. Тебя как будто нет с нами. И Льдинку ты не замечаешь.
– Лизааа! – обняла и сильнее к себе прижала, – Прости меня. Я просто…очень скучаю по нему. И… Рома твой жив, а папа…
– А папа…папа, может, тоже жив! – выпалила она, и я отстранила ее от себя, глядя в заплаканное и опухшее лицо.
– Ты же видела…
– Что видела? Ничего я не видела. На том человеке та же фуфайка была, так она у всех зеков есть. Что я видела? Лица нет, рук нет. Что я могла увидеть? Только крестик…так он мог отдать его или украли.
– Лиза! – прервала ее я, – Не надо! Не надо, меня это сведет с ума!
– Почему не надо? А если ты хоронишь его, а он жив? И себя хоронишь! И нас вместе с собой!
– Лизааа! – рывком обняла ее и сильнее прижала к себе, – Прости, моя хорошая. Пожалуйста. Прости. Теперь все будет иначе, я обещаю. Клянусь.
А рано утром в квартиру постучались. Очень рано, часов в семь. Все еще спали, только баба Федя шаркала тапочками по коридорам. Она выносила свой ночной горшок очень рано, чтоб никто не увидел и не узнал. И все делали вид, что не знают.
– Кто там? – тихо спросила я.
– Мне нужна Марина Алексеевна.
Осторожно открыла дверь и выглянула из-за натянутой цепочки.
– Это я.
За дверью стоял человек в форме, и у меня по коже пробежали мурашки. Стало не по себе.
– С вами хотят говорить. Пройдемте со мной.
– Сейчас? Это срочно?
– Да, это срочно. Я жду вас внизу.
Глава 18