Читаем Первая партия (СИ) полностью

— Я, — чуть не закашлялся самопровозглашенный Учива, — не гей.

Янтарные глаза Ангела Акацуки светились тихим тёплым весельем.

— Возможно, — позволила она, приподняв уголок губ. — Но ты всё равно участвуешь.

— Я никогда не участвовал в референдумах, — вяло возразил Итачи.

— Мы назначили Дейдару специалистом по культурным коммуникациям, напишите вместе речь.

Что?

— Какузу занимается экономической стороной вопроса. Вы туда привезёте сувениры из Аме и продадите. И ты также устроишь автограф-сессию.

Что?

— Что? — озвучил свою единственную мысль Итачи, стараясь не выглядеть ошарашенно. — А как же биджуу?

— Данзо мёртв, — с миролюбивым видом ответила Конан. На её спокойном лице мелькнула и исчезла лёгкая, почти эфемерная, как утренний туман, улыбка. Итачи невольно засмотрелся. — Это значит, что можно изучить другие рычаги управления мировым обществом в ближайшее время. Не нервничай, на собрании обсудим подробнее.

Итачи вдруг предположил, что Пейн наверняка о планах Конан не знает. Иначе с чего бы ей приходить лично, будто невзначай, если для важных новостей и обсуждений существовал административный понедельник. Озорство на обычно кукольном лице после этого осознания показалось логичным.

Конан, на памяти Итачи, обычно не имела голоса. Когда он был, то последнее слово оставалось за ней, как бы не возражало Алоэ, которое имело тенденцию ненавязчиво командовать, и как бы хладнокровно не выступал Пейн.

Значит, раз она решила, что Дейдара теперь не только террорист, но и специалист по культурной подоплёке, Какузу не только хладнокровный наёмник, но и специалист по… рекламе, пожалуй, то вероятность отвертеться от участия в референдуме по правам гомосексуалистов равнялась почти нулю.

Итачи вдруг понял, что имел в виду Джирайя, когда сказал, что книги могут изменить мир. Но Отшельник умолчал о простой истине «что посеешь, то и пожнёшь», и Итачи чувствовал себя странно. Он не так планировал подойти к вопросу о личной свободе. Он вообще ничего не планировал, всё как-то само собой получилось. Из-за Саске с его отказом от кровожадной мести, из-за Сасори с его кризисом среднего возраста, или как там, из-за благородной смерти Данзо.

Итачи чувствовал себя героем анекдота, и ему это не нравилось. Слишком частым гостем в голове было это ощущение во времена службы под командованием капитана Пса. Хотелось немного нормальности, стать свободным и стать счастливым — никак не участия в референдуме по правам гомосексуалистов, когда сам, в общем-то, натурал, пусть и девственник, которому пока ещё ничего не хотелось.

— Но что я там скажу? — вяло возразил Итачи.

— Обсудите с Дейдарой, — Конан выглядела непреклонно. — Он готов тебя консультировать. А на заседании всем скажем, что мысль новая, и вы к работе приступите сразу после. Тем не менее, подумать о референдуме надо сейчас.

И выскользнула из чужих покоев так же тихо, как и пришла.

Итачи несколько раз медленно моргнул, глядя в пустоту.

— Пейн не знает, — собственный голос звучал глухо. — Референдум по правам гомосексуалистов, — из-за книги, из-за какой-то книги! Никогда такого не было. И самый важный вопрос, — и что я теперь скажу за чаем в следующий раз?

А Саске что подумает?

Учива Итачи с многострадальческим вздохом схватился за голову.

(…)

Следующий административный понедельник начался с беспристрастного выступления Конан. Она начала с темы пошатнувшегося политического влияния Конохи за счёт смерти Данзо и закончила предложением, которое звучало как абсолютное решение, что Акацуки, от лица страны Дождя, отправят Итачи участвовать на референдум о правах гомосексуалистов в Лапше, потому что смерть кровожадного теневого диктатора на материке принесла новые возможности социального и политического влияния.

— Ёбана, вот это план, — почесал голову Кисаме. В его голосе чувствовалось то самое восхищение, когда на твоих глазах начинает твориться какая-то дичь, а под рукой в то же время удачно оказываются пиво и закуски.

— Абсурд! — злобно прошипела чёрная половина Зецу. — Нам необходимо использовать возможность, чтобы запечатать биджуу! Только так будет возможен мир. Нельзя сворачивать с намеченного курса!

— Мы агрессивные миротворцы, а не террористы, — мягко возразила Конан, холодно блеснув глазами. У Итачи пробежали мурашки по коже. Он даже инстинктивно выпрямил спину.

Зецу гнул на своём.

Конан не сдавала позиций.

Она была непреклонна, как сам ход времени, как скала в бурном океане, как бабушка, которая решила не выпускать внука из дома без вязаной шапочки. Итачи не без восхищения завидовал её поразительному упрямству.

Пейн, в глубокой задумчивости, молчал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия.В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.

Юрий Витальевич Мамлеев

Магический реализм
Gerechtigkeit (СИ)
Gerechtigkeit (СИ)

История о том, что может случиться, когда откусываешь больше, чем можешь проглотить, но упорно отказываешься выплевывать. История о дурном воспитании, карательной психиатрии, о судьбоносных встречах и последствиях нежелания отрекаться.   Произведение входит в цикл "Вурдалаков гимн" и является непосредственным сюжетным продолжением повести "Mond".   Примечания автора: TW/CW: Произведение содержит графические описания и упоминания насилия, жестокости, разнообразных притеснений, психических и нервных отклонений, морбидные высказывания, нецензурную лексику, а также иронические обращения к ряду щекотливых тем. Произведение не содержит призывов к экстремизму и терроризму, не является пропагандой политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти и порицает какое бы то ни было ущемление свобод и законных интересов человека и гражданина. Все герои вымышлены, все совпадения случайны, мнения и воззрения героев являются их личным художественным достоянием и не отражают мнений и убеждений автора.    

Александер Гробокоп

Магический реализм / Альтернативная история / Повесть / Проза прочее / Современная проза