Песнь меча

Но на сей раз, вместо того чтобы приблизиться вплотную и попытаться вытолкнуть нас из-под арки ворот, как пробку из горлышка бутылки, он заставил своих людей помедлить на расстоянии длины меча и попытаться оттянуть наши щиты вниз военными топорами на длинных рукоятках.

Поэтому бой стал отчаянным.

Топор – ужасное оружие в бою между двумя «стенами щитов». Если он не цепляет щит и не оттягивает его вниз, он все равно может разбить его в щепы. Я чувствовал, как удары Зигфрида сокрушают мой щит, видел, как в бреши в липовом дереве появилось лезвие топора, и все, что я мог сделать, – это держаться. Я не осмеливался шагнуть вперед, потому что это сломало бы нашу «стену щитов», а если бы вся «стена» сделала шаг вперед, люди на флангах остались бы без защиты и погибли.

Кто-то тыкал копьем у моих лодыжек. На мой щит обрушился второй топор. По всему нашему короткому строю наносились удары, ломались щиты, маячила смерть. У меня не было топора, которым я мог бы размахивать, потому что я никогда не носил топор, хоть и понимал, насколько это смертоносное оружие. Я продолжал держать Осиное Жало, надеясь, что Зигфрид приблизится настолько, что я смогу ткнуть клинком мимо его щита и попасть прямо в его большое брюхо, но Зигфрид оставался на расстоянии рукояти топора. А мой щит был сломан, и я знал – вскоре враг превратит мое предплечье в бесполезное месиво крови и разбитой кости.

Я все-таки рискнул шагнуть вперед. И сделал это так внезапно, что в следующий раз Зигфрид замахнулся напрасно, хотя рукоять его топора оставила синяк на моем левом плече. Ему пришлось опустить щит, чтобы взмахнуть топором, и я наискось рубанул Осиным Жалом; клинок ударил его в правое плечо, но дорогая кольчуга выдержала.

Зигфрид отшатнулся, а я полоснул его по лицу, но он ударил щитом в мой щит, заставив меня отступить, и мгновением позже его топор снова вонзился в мой щит. Зигфрид скорчил гримасу – сплошные гнилые зубы, сердитые глаза и густая борода.

– Ты нужен мне живьем! – сказал он и сделал боковой замах топором; я ухитрился перекинуть щит вбок как раз вовремя, чтобы топор ударил в умбон.

– Живьем, – повторил он. – И ты умрешь смертью того, кто нарушил клятву.

– Я не давал тебе клятв, – ответил я.

– Но ты умрешь так, будто дал ее, – сказал Зигфрид, – тебя пригвоздят к кресту за руки и за ноги, и ты будешь вопить без умолку, пока мне не наскучат твои вопли.

Он снова скорчил гримасу, отведя топор назад для последнего удара, который должен был сокрушить мой щит.

– И я сдеру кожу с твоего трупа, Утред Предатель, выдублю ее и натяну на свой щит. Я помочусь в глотку твоего трупа и станцую на твоих костях.

Он запахнулся топором – и тут упало небо.

Огромный кусок тяжелой каменной кладки рухнул с укреплений и обрушился на ряды Зигфрида.

Пыль, и вопли, и изувеченные люди.

Шесть воинов лежали на земле или держались за сломанные руки и ноги. Все они находились позади Зигфрида, и тот удивленно обернулся, как вдруг Осферт, незаконнорожденный сын Альфеда, спрыгнул с надвратных укреплений.

Он, должно быть, сломал лодыжку во время своего отчаянного прыжка, но каким-то образом выжил. Приземлившись среди изувеченных тел, которые только что были вторым рядом войска Зигфрида, он завопил, как девчонка, и взмахнул мечом. Он целил в голову огромного норвежца, и клинок стукнул Зигфрида по шлему. Меч не пробил металл, но на мгновение, должно быть, удар ошеломил Зигфрида.

Я сломал свою «стену щитов», сделав два шага вперед, и саданул ошеломленного воина щитом, а потом пырнул его Осиным Жалом в левое бедро. На сей раз меч пронзил звенья кольчуги, и я вывернул клинок, разорвав плоть. Зигфрид покачнулся, и тогда Осферт, чье лицо выражало чистейший ужас, ткнул мечом норвежца в поясницу.

Вряд ли Осферт сознавал, что делает. Он обмочился от страха, он был ошеломлен, сбит с толку, а враги пришли в себя и надвигались, чтобы его убить. Осферт нанес удар мечом с такой отчаянной силой, что пробил плащ из медвежьей шкуры, кольчугу Зигфрида, а потом и самого Зигфрида.

Богатырь завопил от боли. Финан был рядом со мной, танцуя, как всегда танцевал в битве; он обманул человека рядом с Зигфридом ложным выпадом, полоснул мечом вбок, по лицу этого воина, а потом закричал Осферту, веля ему идти к нам.

Но сын Альфреда застыл от ужаса. Он прожил бы не дольше одного биения сердца, если бы я не стряхнул с руки остатки своего разбитого щита, не потянулся мимо вопящего Зигфрида и не рванул Осферта к себе. Я толкнул юношу назад, во второй ряд, и приготовился встретить следующую атаку – на этот раз без щита.

– Господи, спасибо Тебе, Господи, спасибо Тебе, – повторял Осферт.

Это звучало жалко.

Зигфрид, скуля, стоял на коленях. Двое воинов оттащили его прочь, и я увидел, что Эрик в ужасе смотрит на раненого брата.

– Приди и умри! – закричал я ему.

Но Эрик ответил на мой гневный вопль печальным взглядом и кивнул, словно признавая, что обычай заставляет меня угрожать, но что эти угрозы никоим образом не уменьшают его уважения ко мне.

– Давай! – подначивал я. – Приди и встреться со Вздохом Змея!