Петербургские очерки

Граф Александр Адлерберг, самый могущественный из нынешних временщиков, на поклон к коему ездят и министры, и Андреевские кавалеры — человек ума весьма недальнего, но чрезвычайно сметливый, хитрый и ловкий. В сущности он совершенно равнодушен к политике, но, будучи страстным картежником, неисправимым мотом, беспрестанно нуждаясь в деньгах, и в больших деньгах, он непременно хочет продолжения того порядка вещей, в коем не существовало бы ни контроля, ни гласности, чтобы, пользуясь дружбой государя, запускать лапу свою в государственное казначейство почаще и поглубже. На этом основании он и является главой партии стародуров, в чем помогает ему усердно князь Василий Андреевич Долгоруков, который, по своему званию всероссийского воеводы шпионов, имеет ежедневный доступ к государю и может нашептывать в царское ухо все, что захочет. За неспособностью Адлерберга и Долгорукова к политике, их учителем и наставником, их нимфой Эгерией^{23}, является сумасбродный граф Панин, который поучает их, в особенности Долгорукова, что говорить государю. Граф Александр Адлерберг никогда не брал ни одной книги в руки; он не читает ничего, кроме тех заграничных изданий, в коих печатают истины насчет его и отца его: к литературе он питает глубокое презрение, а к писателям ненависть. Эти чувства к литературе и к писателям ему общи с государем, который в 1858 году, когда вздумали учреждать верховный тайный цензурный комитет, на просьбу ошеломленного этим известием министра просвещения Ковалевского составить по крайней мере комитет этот из литераторов, отвечал: «Всякий писатель — природный враг правительства». Это напоминает знаменитое изречение Леонтия Васильевича Дубельта, который во дни могущества своего, в бытность свою на пашалыке III Отделения, однажды в полном заседании Главного правления цензуры провозгласил, что «всякий писатель есть медведь, коего следует держать на цепи и ни под каким видом с цепи не спускать, а то, пожалуй, сейчас укусит». Однажды при государе одно лицо сказало про Ивана Сергеевича Тургенева, что он прекраснейший человек. «То есть, — возразил государь, — насколько литератор может быть прекрасным человеком!» и прибавил: «самый лучший из них никуда не годится». Эго общее чувство у государя и у графа Александра Адлерберга весьма сближает их. Впрочем, если граф Александр враг гласности и враг литературы, зато есть один род письменности, коим он занимается с особым усердием: это составление заемных писем. Едва ли кто на своем веку подписывал столько заемных писем, по большей части коих он никогда не платил, доколе князь Суворов, назначенный генерал-губернатором Петербурга, не принес государю несколько раз жалоб на это наглое нахальство, и государь решился заплатить часть долгов своего друга. Его министром финансов и денежным путем для достижения его милости состоит Александр Львович Невахович, брат того остроумного Михаила Неваховича, который лет пятнадцать тому назад издавал карикатурный журнал «Ералаш»^{24} и, представив однажды в цензуру вид Петербурга «с окрестностями» (окрестности, изображавшие Шлиссельбург, Вятку, Пермь и Вологду), потребован был в III Отделение, где Дубельт объявил ему, что если он в другой раз позволит себе подобную шутку, то будет немедленно выслан в одну из петербургских «окрестностей»[261].

Директор театров Андрей Иванович Сабуров стал преследовать своими «любезностями» воспитанницу театрального училища госпожу Прихунову. Она пожаловалась начальнице театрального училища госпоже Рельи, которая, в свою очередь, жаловалась министру двора старику Адлербергу. Дело шло о смене Сабурова, но Андрей Иванович человек пронырливый: знает, где раки зимуют; знает, что при петербургском дворе деньгами всего достигнешь. Он скупил векселей Александра Адлерберга на шестьдесят тысяч рублей серебром; вслед затем госпожа Рельи была уволена со своей должности, и все семейство Адлербергов обедало у Сабурова, который остается директором театров, к неописанному огорчению генерал-адъютанта Огарева, весьма желающего получить это место^{26}.

Другие два сына графа Адлерберга вдали от двора, и потому я говорить о них не буду; граф Николай русский военный комиссар в Берлине, а граф Василий родился со зрением весьма слабым и почти ничего не видит. Мать их, графиня Мария Васильевна, урожденная Нелидова, в дела не вмешивается, никуда не выезжает и мало имеет влияния.